– Хозяйка…
– Да, Генри, в чем дело? Я занята, как видишь.
– Хозяйка, я насчет… – Он мял шляпу в руках, его широкое лицо исказилось от усилий, с которыми он подбирал слова. – Я вот тут думал, теперь, когда хозяин умер, я останусь надсмотрщиком?
Ханна удивленно поглядела на него.
– Не вижу причин, по которым что-то в этом плане должно измениться. Тебе нравится твоя работа?
– О да, хозяйка, очень нравится.
– Как я понимаю, Малколм тебя освободил?
– Да, хозяйка! – с жаром ответил Генри. – Освободил, когда сделал надсмотрщиком. – И горделиво добавил: – Мне жалованье платят.
Ханна решительно кивнула.
– Тогда все остается в силе. Малколм говорил мне, насколько сильно тебе доверяет и что он не знает белых надсмотрщиков, которые могли бы с тобой сравниться.
– Спасибо, миссис Вернер, – благодарно сказал Генри. Он наклонил голову и собрался уходить.
– Погоди, Генри! Вот что еще. Может, ты не очень серьезно отнесешься к тому, что я тебе скажу. Однако поскольку теперь я хозяйка «Малверна», то хочу, чтобы ты научил меня всему, что знаешь о выращивании табака.
У Генри отвисла челюсть. Он громко закрыл рот, но продолжал молчать.
– Ты согласен? – спросила Ханна.
– Да, хозяйка, если вы так хотите, – пробормотал он. – Хотя не знаю, что об этом скажут белые люди…
– Если согласен, то иди, – решительно кивнула Ханна и отпустила его взмахом руки.
Она вернулась к разложенным на столе бумагам и бухгалтерским книгам. Вскоре Ханна начала немного во всем разбираться, и ее удивлению не было предела. Она знала, что Малколм Вернер – человек богатый, но размер его богатства превзошел все ее ожидания. Помимо плантации он владел обширной недвижимостью в Уильямсбурге, доходными домами…
Ее снова отвлек стук в дверь.
– Черт подери! – хлопнула она ладонью по столу. – Войдите!
На этот раз за дверью стоял Андре Леклер. Вид у него был до странного нерешительный, что совершенно на него не походило.
– Миссис Вернер…
– Миссис? – уставилась на него Ханна. – С чего это так официально?
– Ну это… я тут подумал… – Он отвел глаза. Потом выпрямился и посмотрел на нее чуть ли не дерзко. – Хотите ли вы, чтобы я остался в «Малверне» после кончины вашего супруга?
– И вы тоже? – пробормотала она. Потом поглядела на него и взмахнула рукой: – Андре, вы здесь всем довольны?
– Сударыня моя, коль скоро мне приходится находиться в изгнании в этой нецивилизованной стране, то лучшего места для себя я и желать не могу!
– Тогда зачем, скажите бога ради, вы приходите сюда с вопросами, если знаете, что я хотела бы, чтобы вы остались?
– Ваши соседи, дорогая Ханна. Пойдут сплетни. Здесь у вас живет мужчина. – На его лице появилась печальная улыбка.
– Ха! – нетерпеливо бросила Ханна. – Вы же знаете, что я думаю об их мнении. А теперь перестаньте валять дурака и займитесь чем-нибудь путным.
– С радостью, сударыня моя, с радостью.
Через несколько минут она услышала, как он играет на клавесине в музыкальной гостиной. Послушав пару секунд, она улыбнулась. Это была песня, которую ей пел отец.
Ханна вернулась к бумагам на столе. Вскоре ей попалось нечто, что она прочла поспешно и жадно. Это было завещание Малколма, составленное чуть больше месяца назад. Небольшой и простой по слогу документ.
«Я, Малколм Вернер, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим отказываю все свое имущество своей дорогой жене Ханне Вернер. В случае если до или после моей смерти появится отпрыск мужского пола, то он по достижении совершеннолетия получает две трети моего состояния, а к моей возлюбленной жене отходит остающаяся треть. Составлено и подписано 12 ноября 1717 года от Рождества Господа нашего в Уильямсбурге, Вирджиния».
Внизу красовалась подпись Малколма и двух свидетелей.
«Значит, теперь все совершенно законно», – подумала Ханна. Она мгновение задумалась, почему Малколм ничего ей не сказал о завещании. Тон документа, похоже, говорил о том, что Малколм чувствовал надвигающуюся смерть. В глазах у нее стояли слезы. Как же ей хотелось носить в себе его ребенка, его сына. Но этому не суждено было случиться.
Чуть разозлившись, Ханна быстро смахнула с глаз слезы и продолжила разбирать бумаги.
Через час она сделала еще одно не менее потрясающее открытие. В самом нижнем ящике стола помещалась массивная металлическая шкатулка и больше ничего. Понадобилось усилие, чтобы ее вытащить, шкатулка была тяжелой и была заперта.
Несколько секунд Ханна обескураженно глядела на нее. Потом вдруг вспомнила: вчера Дженни принесла ей одежду Малколма, которую он снял перед смертью, прежде чем пойти к ней. Ханна прошлась по карманам и в одном из них нашла ключи.
Она бросилась за ними. Вернувшись, стала их пробовать. Третий по счету подошел. Подняв крышку Ханна ахнула от изумления. Шкатулка была до краев полна деньгами британской чеканки различных достоинств плюс множеством других золотых монет. Также она обнаружила там кредитные документы из Англии. Несколько минут Ханна пыталась рассчитать в уме сумму увиденного и у нее подогнулись колени – она опустилась в кресло. Общая стоимость денег и кредитных бумаг составляла несколько тысяч фунтов!
С учетом плантации, недвижимости в Уильямсбурге и только что обнаруженного Ханна была по-настоящему богатой женщиной!
И тут ей в голову пришла одна мысль.
Она торопливо вышла из кабинета. Нашла в кухне Бесс, следившую за приготовлением ужина. Вытащила повариху на улицу, едва скрывая свое возбуждение.
– Бесс, ты знаешь, «Чаша и рог» принадлежит Амосу Стритчу?
– Не уверена, дорогуша. – Бесс посмотрела на нее с нескрываемым любопытством. – Но похоже, что нет. Он всегда говорил, что боится пожара. Сказал, что ничем не владеет с тех пор, как Джеймстаун сгорел дотла. Так многие думают.
– А ты знаешь, кто хозяин таверны?
Бесс пожала широкими плечами.
– Нет, мисс Ханна, не знаю. Старый Стритч не откровенничал со мной о делах, с чего бы ему? – сухо спросила она.
– Спасибо, Бесс. – Ханна порывисто обняла ее.
– За что? Я же тебе ничего не сказала. – Бесс отступила на шаг назад и с неприкрытой подозрительностью поглядела на Ханну: – Что ты себе вбила в беспокойную голову, дорогуша?
– Пока не знаю, Бесс. Надо еще об этом подумать. Но если то, о чем я думаю, правда, мы обе будем очень довольны. Мы достанем старого черта Стритча! Тебе же это понравится, да?
– Понравится, еще как понравится, деточка! – засмеялась Бесс.
Ханна весь остаток дня и вечер напряженно думала об этом, она так разволновалась и забеспокоилась, что ночью почти не спала.
За ужином Ханна была настолько поглощена своими мыслями, что не замечала блистательных острот Андре, и тот, наконец, не выдержал:
– Дорогая Ханна, я знаю, как вам нелегко