Вместо этого Малколм начал ее ласкать, нежно водя руками и касаясь ее, словно перышком. Он нежно ее целовал: целовал груди, соски, и она почувствовала, как они откликаются, набухают и твердеют. Когда он продолжил ее ласкать, Ханна ощутила, как тело медленно накрывает теплая волна, перераставшая в сладкую боль. Она хотела…
Она сама не знала, чего хотела.
Малколм поцеловал ее в губы, они раскрылись ему навстречу, их дыхание слилось в одно. Тело ее откликалось помимо ее воли, трепеща и дрожа там, где он его касался. По нервным окончаниям пробежал огонь, поселившийся внизу ее живота.
Доносившаяся снизу музыка, тихо звучавшая на фоне, казалась дивной полифонией с его ласками.
Ханна никогда не испытывала ничего подобного. Разве так все и должно быть? После испытанного со Стритчем ужаса она сможет получить удовольствие от близости?
Эти вопросы возникали где-то в далеких уголках ее подсознания. Все другие мысли сгинули под натиском эмоций, которые Малколм в ней пробудил.
Его нежные ласки длились долго, пока Ханна не раскинулась в вызывающей позе, окутанная розовым туманом то вскипавшего, то спадавшего наслаждения. Ханне казалось, что ее тело существует само по себе, что оно ждет, пока наслаждение достигнет невыносимого накала.
Потом она почувствовала, как Малколм двинулся и навис над ней. Он нежно вошел в нее и стал медленно двигаться, нагнетая в ней наслаждение.
Его дыхание вдруг сделалось хриплым и быстрым, и он задвигался все быстрее, а затем издал глухой стон, дернулся и ослаб, навалившись на нее.
Через мгновение Малколм прижался губами к ее губам.
– Я люблю вас, дорогая Ханна. Теперь я знаю, что никогда не пожалею, что женился на вас.
Он лег на спину и вскоре заснул, негромко похрапывая.
Ханна лежала без движения, охваченная разочарованием. Это все? И так будет всегда? Ее бросило в жар. Сладкая боль еще не ушла, она притупилась, но Ханна чувствовала какую-то смутную неудовлетворенность, ощущение чего-то незаконченного.
Она знала, что после произошедшего в ближайшее время не сможет заснуть. Ханна тихонько слезла с кровати, нашла халат и подошла к стоявшему у окна стулу, откуда могла слушать музыку и звуки бушевавшего внизу веселья.
В какое-то мгновение она ощутила искушение одеться и спуститься в бальный зал, однако здравый смысл взял верх. Так нельзя. Это не только шокирует гостей, но и опозорит Малколма.
Ее мысли путались, и она вдруг обнаружила, что думает о другом мужчине – высоком, подвижном, с черной бородой и пронзительно-ироничным взглядом черных глаз. О пирате по кличке Танцор.
Ханна резко привела себя в чувство. Какого черта она должна думать о мужчине, которого и видела-то всего один раз, да и то с минуту и при самых унизительных для нее обстоятельствах?
К своему изумлению, Ханна обнаружила, что тихонько плачет, плачет, сама не зная почему.
Глава 11
У Сайласа Квинта хватило ума не приближаться к особняку в открытую. Он сновал вокруг него, словно охотящаяся за курами лиса, прячась в кустах и полях.
Он в четвертый раз тайком кружил рядом с «Малверном». Узнав, что Ханна стала женой Малколма Вернера и хозяйкой плантации, Квинт стал мучиться противоречивыми чувствами: завистью, злобой и неким радостным предвкушением. Он завидовал удачливости Ханны и злился на то, что этой неблагодарной девке так повезло. Больше всего его коробило то, что она не пригласила на свадьбу его, своего бедного старого отчима и единственного родственника! О, он слышал, какая это была богатая свадьба – там было столько еды и выпивки, сколько можно только желать. В Уильямсбурге целый месяц только и разговоров было, что об этом трехдневном празднике.
Но сильнее всего Квинта томило предвкушение денег. Став женой богача, эта девка теперь получила доступ к его деньжищам. Она уж точно не откажется подкинуть бедному старому отчиму несколько монет. Если не из дочерней благодарности и не из жалости, то хоть – тут он хитро усмехнулся – в качестве платы за то, что он будет держаться от «Малверна» подальше!
Во время своих вылазок он узнал, что почти каждый день Ханна объезжала плантацию на огромном черном жеребце. Квинт приметил, что она обычно начинает прогулку с большого луга, тянущегося на юг от главного особняка.
И вот прохладным пасмурным осенним днем, когда в воздухе висела легкая дымка, он перелез через ограду и пробрался к месту, где Ханна обычно проезжала, держа в руке бутылку с остатками рома. Он опасливо поглядел на пасшихся на лугу животных. Квинт всегда боялся животных, особенно лошадей. Они такие непредсказуемые. Благополучно добравшись до огромного раскидистого дуба посреди луга, он уселся у толстого ствола и для храбрости хлебнул из бутылки. Он пил из нее, пока та не опустела, и время от времени оглядывался по сторонам.
А если девка вдруг сегодня не поедет кататься? Из Уильямсбурга его подвез на телеге какой-то фермер, и лошадь плелась с черепашьей скоростью, поэтому он немного припозднился.
Квинт почти задремал, когда услышал громкий топот копыт. Он выглянул из-за ствола дуба и увидел с грохотом несущееся по лугу черное чудовище с Ханной в седле. Похоже, они направлялись прямо к дубу.
Квинт выждал, пока конь и всадница не оказались в нескольких метрах от него, потом, взбодренный ромом, вышел из-за дерева. Он встал прямо на их пути, расставив руки.
Лошадь заметила его и резко остановилась, заржав, встав на дыбы и забив копытами. Ханна с трудом удержалась в седле.
Квинт в ужасе завизжал и спрятался обратно за дуб. Тут раздался голос Ханны:
– Можешь выйти, Сайлас Квинт.
Он осторожно высунул голову из-за ствола. Черный конь стоял совершенно неподвижно, Ханна прямо и уверенно сидела в седле, словно родилась наездницей. От этого зрелища Квинт разозлился, и он забыл об ужасе, охватившем его несколько секунд назад. Снова сделавшись злобным и ехидным, он сделал пару шагов в ее сторону.
– Так что ли это хозяйка «Малверна» на таком дивном коне? Прямо настоящая леди, а?
Глаза Ханны вспыхнули огнем.
– Что ты делаешь в «Малверне»? Разве я тебя не предупреждала, чтобы ты сюда носа не показывал?
– Пришел вот спросить, что это ты меня на свадьбу не пригласила. Думал, забыла ты старого Квинта.
– Забыла тебя? Никогда… никогда я тебя не забуду, – грозно проговорила она. – А что до приглашения тебя на свадьбу, то мы не зовем в «Малверн» белую