Вивиана: Маниа освободится не ранее, чем будет доказана ее невиновность. И если того потребует процесс, обвиняемый может смениться.
Смотрит на Зотикуса.
Зотикус: Госпожа первый оратор, а не кажется ли вам, что вы слишком много на себя берете, в том числе и должность arbiter[22]?
Вивиана (подаваясь вперед): Я беру на себя слишком мало, ведь потворствую балагану, что ты здесь учинил.
Пруденца (в сторону, ядовито): Заговорил генерал войск, который лично сражался с vis peracta. И даже не убежал, поджав крылья и хвост.
Вивиана: Утверждаю тебя, Хелир из племени крылатых, в роли адвоката. Остальные присутствующие – присяжные заседатели. А теперь Зотикус огласит собранию суть претензий к обвиняемой.
Зотикус: Обвиняемая уже целый год как пренебрегает общей безопасностью. Она насильно обращала в свои последователи артистов всех мастей, таким образом незаконно наращивая свою мощь. Последняя попытка закабалить очередного певца повлекла за собой массовое побоище. Маниа умудрилась привлечь к своим возмутительным действиям внимание всех слоев человеческого общества, включая служителей Церкви и знать.
Глосий (сложив руки на синей обнаженной груди): Глубоко разочарован. Даже я не подозревал о таком размахе катастрофы. Лично я всегда все делал аккуратно. Проведя тридцать лет в теле человеческого алхимика, я не поленился оставить в земле мощи, чтобы эти подданные vis peracta не сомневались в моей сути. Маниа же вела себя безрассудно.
Пруденца (указав на него пальцем): Алхимиком, говоришь? Так это твои полоумные дочки поставили под удар мою репутацию?
Глосий: Это уже не мои дочери. Кости Ильи Чемерицина благополучно тлеют в земле.
Вивиана: Адвокат, вам есть что сказать?
Крылатый выходит в центр залы, ближе к опутанной подзащитной.
Хелир: Разве она сделала что-либо, кроме как защищалась? Разве каждый из нас не имеет права на defensio personalis[23]? А защищалась Маниа, потому как на нее натравили геммов. Мало того, на нее применили, как мы видим, мощнейшее заклинание. И кто же был инициатором нападения? Есть идеи, присяжные заседатели?
Зотикус: Это была вынужденная мера. То, что я применил магику, которую пришлось долго копить, было именно для того, чтобы глазастые не захватили ее своими методами. Этим я спас не только ее, но и всех нас.
Маниа: Когда это я просила меня спасать? С каких это пор вы все считаете, что я не способна справиться с горсткой непокорных людишек, какой бы силе они ни поклонялись? А в путах я только из-за тебя, твоего подлого нападения, парнокопытная ты тварь!
Обвиняемая плюет в сторону прокурора. Тот отскакивает. На каменной ступени шипит нечто, похожее на кислоту.
Глосий: Я попрошу.
Эолус: Каждый должен держать ответ за свою вину. И ты, Маниа, еще даже не понесла никакого наказания (показывает на свои крылья), а кричишь громче всех и бросаешься обвинениями в тех, кто действительно занят делом.
Криспинус: Я вот занят делом.
Маниа (пытаясь вырваться): Когда это я стала отличаться от всех вас? Что-то я упустила момент. Ты, Глосий, под видом алхимика даровал людям карманный огонь. Готовы ли они к нему? Ты, Пруденца, со своими механическими конями разве не выглядишь в их глазах безумной? Я лишь развивала общество через искусство, выбирая редких достойных, в ком горит огонь будущего! Я даровала им покровительство и отвагу творить дальше без оглядки на косное, консервативное общество.
Хелир: Она располагала к себе людей, а не натравливала их на нас, и они были счастливы.
Глосий: Артисты сходили с ума. О каком творчестве и счастье может идти речь?
Эолус: Как второй оратор Общества…
Зотикус: С каких это пор ты, старый хрыч, второй оратор общества? Как бы то ни было, им до сих пор является Пиррхус. К слову, почему судья и старшие ораторы являются представителями одного племени? А записывает это все человек!
Вивиана (рычит): Суд удаляется на перерыв!
ПЕРЕРЫВ»
Властным жестом Вивиана указала Зотикусу на дальний проход между третьей и четвертой секциями. Они спешно удалились. Луи Клод никогда прежде не присутствовал на суде, да и не горел желанием, но он отчего-то сомневался, что так вообще дозволено. Но дьяволы есть дьяволы, у них все по-своему.
– Кони ей мои не нравятся! – тем временем выкрикнула Пруденца, притопнув копытцем по каменным ступеням. – Ну ты и плесень, конечно. Я тебе не только никогда не мешала, даже помогала пару раз. Ты же меня считаешь причастной.
Маниа развернула к ней искаженное злобной гримасой большеглазое лицо.
– Не будь capra stulta[24]. Ты и сама знаешь, что на нас объявили охоту. Как не стать подозрительной? Сегодня жертвой пала я, а завтра ею будешь ты. Только если не задумаешься, кому доверять, а кому не стоит.
Пруденца отчаянно сцепила пальцы и отвернулась.
Хелир приблизился к бездне и осторожно коснулся зеленой ноги Мании:
– Это действительно работа Зотикуса? Зачем он сотворил это, у тебя есть предположения?
Маниа опустила на него взгляд. Выражение лица стало страдальческим, губы дрогнули, а мышцы рук напряглись, точно она из последних сил пыталась высвободиться из хватки алых лент.
– Он готов погубить меня и каждого из нас, а сам подчиняется человеку, – понизив голос, проговорила она.
– Императрице Паустаклавы? – нахмурился крылатый.
– Если бы! – Между зеленых губ мелькнули клыки. – Он лишь носит личину подчиненного королевы, а сам пресмыкается перед низшим из рода людского.
– Что ты имеешь…
Однако договорить он не успел. Ленты натянулись сильнее, перехватывая горло Мании из племени химер.
Вивиана, шлепая по камням босыми ступнями, проследовала на свое место в центральной секции и опустилась на ступень с идеально прямой спиной. Даже металлические наконечники ее рогов блестели как-то победно. Луи Клод сглотнул, не сводя с нее глаз. Зотикус, вернувшийся следом, казался просто раздавленным.
– Объявляю конец перерыва, – промолвила первый оратор и властно повела рукой в воздухе.
«Заседание Общества Незримого бастиона продолжается.
Вивиана говорит что-то на ухо Эолусу. Кастелян поднимается на ноги и начинает прохаживаться по зале перед сидящими.
Эолус (откашлявшись): Как второй оратор общества, я призываю вас посмотреть на мое презренное, лишенное силы существование. Пусть оно и сам бастион, в котором мы заседаем, послужат напоминанием всем членам Общества, что свое наказание должен смиренно принять каждый de rigore juris[25]. Я уже двести с лишним лет являюсь узником и летописцем бастиона и несу это бремя со