– А мы хороши, – заключила Катерина, окинув всех сияющим взором.
Калеб тоже остался доволен – он промолчал.
В таком виде они и направились к первому шатру, где посетителей встречали два стола и к каждому тянулась своя вереница гостей: к одному не спеша следовали разодетые в пух и прах хозяева, а ко второму пестрой цепочкой продвигались искусники. Калеб, перед тем как отделиться, наказал не забыть свои псевдонимы и не тушеваться.
Одетые во все зеленое лакеи зорко следили, чтобы на выставку не пробрался какой-нибудь бродяга, и оглядывали каждого входящего. На глазах геммов они настойчиво вывели наружу самого неопрятного вида мужичка с кудлатой бородой и сногсшибательным перегаром. Но отряду было не о чем переживать – добравшись до стола, они по очереди назвали свои прозвища и вид искусства. С тем их и отпустили, наказав, что выступать им следует в третьем шатре. Калеб прошел вперед гораздо быстрее, поэтому поджидал своих «контрактников» у прохода дальше.
Первый шатер оказался весьма просторным, и представляли там в основном скульптуру – всевозможные фигуры в разных позах. Преимущественно обнаженные.
Дуся округлила глаза:
– Ох, срамота! Так и стоят!
Кроме статуй здесь также демонстрировали свое искусство лучшие швеи – платья самых фантазийных фасонов красовались на специальных вешалках-подпорках.
– Вот взяли бы наряды эти и на голых напялили, – возмущалась голем, – а так ни себе ни людям!
– Дорогая, вы просто слишком долго просидели в своей глуши, – протянул на редкость белокожий молодой человек, возникший рядом. И вдруг отвесил Дусе глубокий, изысканный поклон: – Евдокия, мое почтение.
Черты его лица были настолько безупречны, что было трудно заметить что-либо еще.
– Джанико! – воскликнула горничная. – Лет сто тебя не видела. Что ты здесь делаешь?
Он выпрямился и чуть жеманно улыбнулся:
– Творю искусство, ищу ценителей.
Дуся покрутила головой.
– Скульптор? Да разве ж можно нам… уподобляться ваятелям?
Илая как молнией поразило: этот Джанико – тоже голем.
– Главное – не выдавать своей натуры, – вполголоса пояснил Джанико. И указал взглядом на гусли: – Тебе тоже следует об этом помнить. Люди не выносят… конкуренции.
Затем, увидев в толпе кого-то знакомого, он удалился.
Диана проводила его глазами.
– Вы что, все друг друга знаете?
– Почти, – качнула головой Дуся. – Этот вот из Громова, но он давно свободный голем.
– Свободный? – переспросила Катерина.
– Так все из его рода померли. Он теперь только к руинам изредка наведывается. Ишь ты, скульптор…
Тут между постаментами, платьями и прогуливающимися господами Илай приметил нечто бронзовое, неопределенной, а оттого особенно неприглядной формы. Калеб проследил за его взглядом и кивнул:
– Похоже, это наш беглый тут отметился. Идем дальше.
Следующий большой шатер отвели под живопись и ювелирное искусство. Картины украшали не только подобие забора по краям шатра, но и свисали на тонких цепях откуда-то сверху. Были здесь и портреты, и пейзажи, и натюрморты разной степени аппетитности, и аллегорические пасторальные сценки, где пастушок с пастушкой собирали цветы на лугу, пока овцы разбредались, как им вздумается. Были и картины столь пикантного содержания, что к ним было не прорваться – такая толпа господ их окружала.
От одной такой группы отошла возмущенная пара, восклицая что-то в духе: «Это уже слишком!» В образовавшемся просвете Илай увидел полотно: обычная деревня, где каждый крестьянин занимался своим делом. Кто прял, кто пахал, кто крутил ворот колодца. Странность заключалась в том, что все люди были без кожи, каждый мускул напоказ. Диана тоже заметила картину и подалась в ту сторону. Калеб, как ни шикал, не смог ее удержать. Приблизившись, они увидели художника, гордо стоящего рядом со своим творением. В глаза бросились странные, унизанные деревянными бусинами косицы, в которые были заплетены его длинные волосы и борода. Однако из волос все-таки выглядывал гриб-поганка.
– Это же Анатолий! – громким шепотом заявила Диана. – Который с бараньими кишками. Брать будем? Вернем его, и дело с концом.
Обер-офицер скупо кивнул.
– Ближе не подходим, внимания не привлекаем. Но, если попытается сбежать – арестуем.
В этот момент к художнику подошел господин в синем камзоле и белоснежном парике. Он приложил пенсне к глазам и провозгласил:
– Вы только вдумайтесь, какое точное понимание анатомии человеческого тела! Уважаемый, – обратился он к Анатолию, – от лица Вотринского Университета Всех Учений готов предложить вам контракт на серию картин. Они украсят стены нашего славного медицинского института!
«На каждое искусство найдется свой ценитель», – подумал было Илай с невольным уважением, но тут живописец мотнул косицами:
– Я ведом только своей музою и заказов не беру.
– Но как же… – удивился профессор.
Дальше они слушать не стали – впереди ждал шатер номер три.
Лакеи в зеленом с поклонами раздвинули матерчатые «двери», и отряд прошел внутрь. Их взорам открылось пестрое собрание искусников и господ, а также невысокие, но просторные подмостки впереди. Сейчас на них терзала арфу немолодая музыкантша в струящейся тунике с самыми игривыми вырезами там, где никто не просил. Народ прогуливался мимо, но некоторые останавливались и тихо обсуждали выступление, прикрывая напудренные лица веерами. Кто-то положил к ногам артистки пушистое, прихотливо окрашенное перо.
Калеб достал из-за пазухи такое же, но другого цвета.
– Знак одобрения и одновременно предложение контракта, – пояснил он. – Если вам будут давать такие, не отказывайтесь, это может вызвать подозрение.
Катерина указала в сторону, где был незанятый столик.
– Я размещусь там.
Она подхватила увесистый на вид мешок и направилась к месту. На поверхности стола быстро выстроились круглое зеркало на ножке, с дюжину разномастных баночек, какие-то губки, пуховки и пушистые кисти. Рина приступила к росписи собственных, открытых до локтей рук, одновременно демонстрируя свое искусство. Не прошло и пяти минут, как к ней потянулись заинтригованные дамы.
– О, так вы и полностью разрисовать можете? Хотела бы я, чтоб меня раскрасили, как Анфису из Скафоса! – болтали они. – Уверена, так будет ужасно модно в этом сезоне.
– Осмотрюсь-ка я, – объявила Диана, встала на руки и пошла, ловко лавируя между гостей.
Арфистку сменил на сцене дудочник со свирелью, но играл он до того фальшиво, что его быстро попросили оттуда, пока он не навредил слуху гостей. Его место заняли две танцовщицы в таких громоздких