Совершенно очевидно, что, станет ли участник торгов «спасать себя от сожаления», снова и снова поднимая табличку, не в последнюю очередь это связано с его состоятельностью. Для преуспевающего коллекционера сама картина и непосредственное обладание ею важнее денег. Степень сожаления по поводу результатов аукционных торгов изменяется и с возрастом: тридцатилетний менеджер хедж-фонда готов платить больше, если это позволит ему добиться желаемого результата – в данном случае прямо сейчас унести домой работу брендового художника.
Появление на аукционах русских участников торгов повлияло на арт-рынок двояко. Во-первых, если количество серьезных претендентов на одну работу увеличивается на трех-четырех человек, это полностью меняет динамику аукциона. Во-вторых, русские участники чаще всего более богаты, но менее опытны, чем их западные коллеги, и, судя по всему, сильнее опасаются проигрыша и будущих сожалений. Конкуренция между русскими участниками приводит к тому, что каждый из них готов многократно повышать ставку, лишь бы не проиграть. Аукционные торги за «Дору Маар» – ярчайший тому пример.
В феврале 2006 года лондонский «Кристи» выставил на аукцион картину маслом «Спящая Джулия» работы Франка Ауэрбаха, часть имущества покойной подруги Фрэнсиса Бэкона Валери Бестон. Картина была оценена в 70–90 тысяч фунтов стерлингов, но продана была за цену, в четыре раза превышающую оценку и в пять раз дороже любой из когда-либо появлявшихся на торгах сопоставимых картин Ауэрбаха. Даже когда цена увеличилась втрое по отношению к верхнему эстимейту, оставалось еще пять активных участников торгов. Страх сожаления, вероятно, был настолько силен, что участник, который, вероятно, изначально ограничил себя лимитом в какие-нибудь 125 тысяч фунтов, и на 290 тысячах продолжал делать ставки. В это же самое время в галереях лондонских дилеров были выставлены две сопоставимые картины Ауэрбаха, каждая дешевле 125 тысяч фунтов; но, конечно, их провенанс был куда скромнее: они не бывали в коллекции Бестон и их не продавали на вечернем «Кристи».
Произведения на аукционах часто продаются по ценам значительно выше текущих дилерских. В мае 1998 года два покупателя-энтузиаста на нью-йоркском «Сотби» подняли стоимость упомянутой ранее «Оранжевой Мэрилин» Уорхола до 17,3 миллиона долларов – при эстимейте аукциона в 4–6 миллионов. Цена в четыре раза превышала аукционный рекорд Уорхола на тот период. Эта работа входит в серию из пяти лишь немного отличающихся «Оранжевых Мэрилин» одного размера. Тот же размер можно было купить в одной из нью-йоркских галерей по цене, равной одной трети аукционной. Среди участников торгов, которые остались с пустыми руками, были MoMA, галерея Тейт, Музей Уорхола в Питсбурге, С. И. Ньюхаус и Стив Уинн, все они спасовали на отметке примерно в 7 миллионов долларов. Через пару дней Уинн приобрел «Оранжевую Мэрилин» чуть меньшего размера всего за 3 миллиона долларов. Только двое участников тех торгов пошли до конца. Роль остальных тринадцати участников аукциона свелась к тому, чтобы убедить двух главных героев событий, что лот ценен и востребован не только ими.
Справедливости ради стоит отметить, что, хотя работы Уорхола и производились обычно серией в несколько экземпляров, они не являются точными копиями. Как правило, в версии, ценимой дороже всех, основа из шелка безупречна, а красная краска точно попала на губы. Являются ли эти особенности поводом для разницы в цене? Уорхол стремился к тому, чтобы каждая из версий чем-то отличалась; одним покупателям нравится одно, другим – второе. Версия «Оранжевой Мэрилин», выставленная на торги, провела тридцать лет в двух немецких музеях: в Национальном музее Дармштадта с 1970 по 1981 год и франкфуртском Музее современного искусства с 1981 по 1997 год.
Еще одним неудачливым претендентом на «Оранжевую Мэрилин» был лондонский торговец бриллиантами Лоуренс Графф. В 2006 году он приобрел более редкую «Красную Лиз» Уорхола, на этом аукционе все остальные участники торгов, кроме одного цюрихского дилера, выбыли на отметке в 7 миллионов долларов. Графф и дилер, оставшись вдвоем, подняли цену до 12,6 миллиона долларов. В то же время на рынке была по крайней мере еще одна версия «Красной Лиз», продаваемая по цене чуть ниже 6 миллионов долларов.
Существует статистика, иллюстрирующая привычную для аукциона ситуацию, когда участников торгов «заносит». Примерно один из восьми победителей произносит, останавливаясь у стойки оплаты: «Я не думаю, что ставил так много». Чтобы защитить себя от подобных неприятных недоразумений, все аукционные дома ведут аудио– и видеосъемку торгов. Иногда бывает и так: победитель, часто с Ближнего Востока, подходит к стойке оплаты и говорит: «Да, я знаю, что предлагал 200 тысяч долларов, но, может быть, вы согласитесь и на 175 тысяч долларов?»
Да-да, сожаления могут настигнуть не только неудачливого участника торгов, кому не хватило «всего одной ставки», но и победителя (который, вполне может быть, сильно превысил свой лимит, сделав слишком много ставок). Это чувство знакомо всякому, кто покупал свое первое жилье и просыпался на следующее утро в панике: «Сколько я должен буду заплатить?» Аукционный дом по собственной инициативе всегда пытается ободрить покупателей. На следующий день счастливый победитель может получить поздравительный звонок от специалиста аукциона. Его еще раз заверят, что он поступил исключительно мудро и что приобретенное произведение его не разочарует. Но сожаление после покупки, как правило, быстро проходит, самые увлеченные коллекционеры помнят как свою неудачу только то, что упустили. По словам Эми Каппеллаццо из «Кристи», лишь очень немногие участники торгов звонят ей на следующий день с вопросом: «Не переплатил ли я?»
Покупка на торгах «Кристи» или «Сотби» – верное лекарство от подобных сожалений и страхов. Достаточно просто сказать: «Я купил этого „бэкона“ на вечерней распродаже „Кристи“» – и вряд ли кто-то осмелится критиковать вашу покупку или заплаченную за нее цену. Но если покупатель действительно расстроен покупкой, специалист аукциона порекомендует снова выставить ее на торги, выждав год или два, чтобы работа снова приобрела необходимый флёр «свежей» на рынке.
Иногда сожаление после покупки немного смягчается после оплаты. Когда калифорнийский коллекционер Эли Броуд купил картину Роя Лихтенштейна «Мне… мне очень жаль» (1965), изображающую заплаканную блондинку, за 2,47 миллиона долларов, ему пришло в голову, что он может расплатиться с аукционным домом картой «Американ экспресс». У миллиардеров очень высокие лимиты оплаты по картам. За эту покупку Броуд получил бонус в виде 2,47 миллиона полетных миль, тут же пожертвовал его местным студентам-художникам, а «Сотби» пришлось заплатить 1 % комиссии за перевод, что обошлось аукционному дому в 24,7 тысячи долларов из комиссионных в размере 227 тысяч долларов. «Сотби» почти сразу изменил правила и начал принимать карты для оплаты приобретений, цена которых не превышает