Нюра уже была во дворе с ведром молока в руках. Она вопросительно глядела на Анну, и той было смешно, как девочка жаждет услышать повесть её падения.
– Ну здравствуй, Нюра! – весело приветствовала Анна девочку. – Как моя Леночка? Сильно скучала, плакала?
– Ой, Анюта! Леночка вела себя спокойно. Разве что чуток поплакала ночью. А сейчас её кормилица кормит. Воевода прислал, да?
– Он не говорил про такое, Нюрка! Но я пойду гляну.
В комнатке сидела на кровати молодая баба и кормила грудью дочку.
– Не беспокойся, Анюта. Дочка у тебя сосёт молодцом. А я недавно пришла. И с тебя ничего не возьму. Уже всё получила на две недели вперёд. Спасибо тебе.
– За что же спасибо, Дашка? Значит, то ты взялась кормить мою девочку. Хорошо, что ты. Не знаю, надолго ли.
– Мне чем дольше, тем лучше, всё лишняя монетка или что из съестного. А у меня молока хватит и на троих. Моя сосёт как-то вяло, не то что твоя жадина!
Анюте было приятно слышать такие слова. Она взяла дочь, и та, узнав мать, заулыбалась и загукала удовлетворённо.
– И как там наш воевода? – с блеском в глазах спросила Дарья.
– Сносно, – неопределённо ответила Анюта. – Жаловаться не приходится. Но… Сама знаешь, не такой уж молодой, не то что мой Егорушка.
– А как же с ним? С Егором-то? Чай, боишься?
– А то! Ещё побьёт, а я страсть как боюсь. Да когда то ещё будет, – беспечно ответила Анна. – Посмотрим, как дела пойдут.
– Загадками говоришь, Анюта. Или что намечается? Его жена-то совсем плоха, слышала. Вдруг тебе что и достанется получше Егора.
– Да брось ты! Я об том и не думаю. Рано ещё.
Дочь заснула, Анюта попрощалась с кормилицей и поспешила помочь Нюре. Та с трудом могла как-то вести хозяйство, а отец никак не хотел жениться. Всё выжидал чего-то. Вечером Нюра лежала рядом с Анной и говорила странные вещи.
– Что-то тятька зачастил к Никитичу. С чего бы так?
– Разве он ничего тебе не сказал? – удивилась Анна. – Может, снова задумал в торговые дела удариться? Мало он страху натерпелся! И мы с ним!
– Может, и так, да что тогда мне делать одной с таким хозяйством? Страшно.
– Трудно будет. Да вряд ли твой тятька такое сделает. Разве можно тебя в такой дыре одну оставлять? Что-нибудь придумает. К тому же мы с Егором будем рядом. Проживём!
– Не знаю. Тятька помалкивает, а мне страшно спросить. То мужские дела.
– Вестимо, Нюрочка. Да когда то будет? Ещё лето не началось.
Теперь почти каждую ночь Анне приходилось ночевать в воеводской обширной избе. И женщина поняла, что такая жизнь ей вполне по вкусу. Изысканная обильная еда, никакой работы по дому. Лишь иногда воеводша при встрече бросала в сторону Анны свирепый взгляд, полный ненависти и злобы, хотя сама она едва передвигалась на отёкших ногах и больше лежала в крохотной горенке за толстой дверью, куда никакие звуки не проникали.
И Анна постепенно, незаметно и настойчиво влияла на воеводу. Он уже одарил её несколькими дорогими безделушками, и такое поведение воеводы подталкивало любовницу на более активные и выгодные действия.
Она хорошо изучила характер Василия и была уверена в том, что сможет попытать его на более крупные дары. Молодая женщина уже знала из намёков, что ценностей у него достаточно. Да и у жены его она заметила дорогие серьги, а на пальцах – перстни с камнями внушительных размеров.
Однажды, подпоив воеводу больше обычного, Анна разговорила его, и тот поведал ей об одной драгоценности, заметив в конце тихо и боязливо:
– То большая тайна, Анюта. Не проболтайся, смотри! Дед приобрёл её странным образом, когда ездил с князем в Орду. То было почти сто лет тому назад.
– А при чём тут тайна? – распаляла любопытством Анна его болтливость. – Мало ли в Орде ценностей скопилось за столько лет. А что за ценность такая? Тайны меня не интересуют. Вот камушки – куда ни шло, Вася.
Он долго молчал, и женщина подумала, что он приснул. Но воевода вновь заговорил почти неслышно:
– Я видел ту штуковину всего два раза, а о тайне мне поведал батя. Он тогда в поход с князем собирался, а я был его единственный сын. Остальные померли в мор, и сестра одна умерла. Отец боялся, что не вернётся из похода и не сможет передать мне семейную ценность, вот тогда я и узнал тайну той вещи. Тятя называл её «Звездой Давида». Я тогда мало что понимал в украшениях, но сейчас мне стало ясно, что она очень ценная.
– И что она собой представляет, Васенька? – ласкаясь, спросила Анна.
– А, что говорить! Голова идёт кругом. Лучше я покажу тебе. Погоди малость.
Василий, шатаясь, сполз с кровати и поплёлся куда-то. Анна проследила его путь, прокравшись на цыпочках за мужчиной. Он скрылся за дверью, дальше она не осмелилась пройти и вернулась назад. Ждать пришлось недолго. Воевода нёс с собой довольно большую шкатулку явно не местного изготовления. Дерево было дорогое, Анна признала в ней восточную работу по витиеватым арабским украшениям. Женщина затаила дыхание.
– Вот, Анечка! Принёс. Я уже открыл ящик. Смотри и выбери себе, что по душе придётся. Сегодня ты была такой пылкой, что и я добрый буду.
Анна придвинула к себе шкатулку и подняла крышку. Там лежали какие-то листы пергамента, а под ними – слой украшений.
Василий заметил без радости:
– Жена раньше надевала. Давно то было. – Воевода расслабленно лежал, не интересуясь содержимым шкатулки.
Анна скоро обнаружила «Звезду Давида». Это был большой изумруд в обрамлении серебряной звезды, где посверкивало множество мелких диамантов. От них в разные стороны струились лучики света свечей. Звезда была шестиконечной, и заканчивались эти концы розовыми камнями размером с небольшую горошину. Серебро чернёное. На одном из лучей звезды виднелось ушко, к нему крепилась массивная золотая цепочка.
Женщина заворожённо рассматривала украшение, в голове помутилось от жадного желания заполучить такую звезду. Стоить она могла огромных денег, как полагала Анна. Даже глянула на уже спящего Василия и со вздохом положила всё назад. Потом вспомнила, что Вася обещал позволить ей выбрать что-нибудь, и она неторопливо стала всё