– Поругались? – спросила она и пытливо глянула на Анну. – Прогнал?
Анна согласно кивнула.
– Его можно понять, Нюрочка, – проговорила Анна обречённо. – Ты должна всё знать, да?
Девочка кивнула.
– Что твой отец говорит?
– Жалеет вас. Особенно тебя.
– А выход у нас имеется? Или смириться?
Нюрка покачала головой. С сожалением сказала:
– Надо принять всё, как того хочет воевода, Аня. – Нюрка говорила так по-взрослому, что у молодой матери мурашки побежали по спине. – Силу обухом не перешибёшь. Смирись. У нас баба завсегда смиряется. Или умирает в мучениях.
Анна странно глянула на девочку, которая произносила такие мудрые не по-детски слова, отвернулась, утирая слёзы, катящиеся из глаз.
– Так житья мне с Егором всё одно не будет, Нюра! – прошептала Анна.
– Если он тебя любит, то простит, хотя ты ни в чём не повинная. Да так мужики всегда считают. А там видно будет, как судьба распорядится. Молись, и Бог услышит тебя. Так всегда говорит бабушка. А перед смертью люди не врут.
– А что, бабушка умирает? – испугалась Анюта.
– Не сегодня-завтра помрёт. Сама так сказала сегодня. Высохла вся…
Похороны были скромными. В доме Герасима никто не мог всё воспринимать близко к сердцу, когда у каждого на душе скребли кошки. Зато воевода уважил горе в доме и пока не трогал молодых супругов.
Зашумела весна. В этом году она была бурной, просто яростной. Наверное, после стольких лет голода и моровой хвори природа наконец соизволила дать людям передышку.
Передохнул и Егор. Почти три недели они с Анной тихо наслаждались покоем. И вдруг, когда уже и дороги начали подсыхать, воевода срочно определил две сотни воинов спешно идти на соединение с войсками великого князя Димитрия. Тот собирал рать для отпора татарам, которые упрямо наседали, грозясь отомстить русским княжествам за непокорность.
– Мои доблестные воины, – пафосно начал воевода Василий, – прибежал гонец от великого князя. Велено тотчас отправить две сотни к нему. Намечается сеча с татарами. Не подведите нас, ребятки. Пусть этот поход увенчается для вас победой да богатой добычей. Сотниками назначаются Иван Блазин и Егор без прозвища. Значит, будет Хлынов. Он ведь из Хлынова у нас объявился. Ванька, Егору отбери ребят получше. На большое дело идёте, Русь защитить от нехристей!
Потом Егор уже не слушал воеводу. Все мысли были об Анне. Даже подумал, что теперь-то Анна не сможет устоять и воевода приберёт её к рукам. Хотел тотчас отказаться от похода, но побоялся, что за такой шаг его могут посадить в яму, а могут и казнить как предателя. И он смолчал.
Это было под вечер, а ранним утром отряд уже вышел в путь. Его провожали всем народом. Юродивый даже предрёк им погибель, но попы его спешно прогнали. Народ заголосил, предчувствуя в пророчестве юродивого что-то вещее.
Анна была бледна и подавлена. Чувствовала, что скоро ей предстоит испытать себя и решить для себя, что самое важное в жизни. А вдруг? Додумать она не успела. Отряд тронулся в путь, и супруги даже не успели проститься. Правда, она заметила, что вид у Егора был удручённый, и понимала его состояние.
– Анюта, не убивайся так, – услышала женщина голос Нюры, стоящей рядом. – Может, ничего страшного и не случится. А то молока не будет для Леночки. Идём уж домой. Мы завтрак ещё не приготовили, а тятька обещался поехать в лес.
Анна вздохнула и на ватных ногах поплелась за Нюркой.
В ожидании прошло два дня, а на третий от воеводы пришла бабка, слывшая в пригороде весьма опытной сводницей. Герасим сам проводил её к Анне. Многозначительно глянул и молча вышел, тихо прикрыв дверь.
– Чего тебе? – неприветливо спросила Анна. – Садись и говори. Я ещё дочку не докормила. Жди пока.
– Ух и девка у тебя растёт, Аннушка! – заискивала бабка. – Такая же красавица будет, как и ты. Вот Господь сподобился для тебя. Мужики, поди, прохода не дают, а? – Бабка усмехнулась доброжелательно, а Анна подумала, что эта бабка своё дело знает отменно.
– Ну, что собралась мне сказать? – спросила Анна, уложив дочь спать и понизив голос. – Говори, да не сильно громко. Пусть дитя спит спокойно.
– Сдаётся, красавица, что ты и сама знаешь, что привело меня к тебе.
– Не знаю, но догадываюсь. Говори, – жёстко ответила Анна.
– Ох, красавица! – вздохнула бабка. – Ну и привалило тебе благо, скажу я! К самому воеводе Волховскому просят заглянуть! Бабы от зависти помрут в округе! А какой мужик, бабоньки слюнки пускают, глядя на него! Счастье-то какое привалило, Анютка! Что хмурая сидишь? Аль не рада? С чего бы такое?
– А с того, бабка Аграфена, что я мужняя жена и грех на душу брать не желаю!
– Какой грех, бабонька?! Говорю же – счастье привалило. Богат, красив, сколь достоинств! Аль цену набиваешь? Брось, Анютка! Или тебя иначе, слыхала, кличут? Ну-ка скажи как?
– Не твоё дело, старая! Анной меня кличут от крещения! – И перекрестилась, повернув голову на образа в красном углу.
– Ну-ну! То и в самом деле не моё дело, просто так, для разговора.
– А дальше что? – сама спросила Анна, чувствуя, что может сильно осерчать.
– Да вот… Бабонька, воевода кличет. На разговор, значит. Приглянулась ты ему. Схотел облагодетельствовать тебя, дуру. Как стемнеет, так и явись к нему.
– Обязательно? А вдруг раздумаю? У меня грудной ребёнок на руках. Кто покормит его? Скажи, что пусть не ждёт наш воевода Василий. Грех то большой.
– Не серчай, красавица! Отмолим твой грешок. Не такой он и великий. Батюшка наш уже отмаливает. За этим дело не станет. И не советую долго морочить голову нашему воеводе. Твоего-то он облагодетельствовал. Сотником поставил, а дальше и того больше будет. Не ломай из себя гордую да неприступную. Знаю, что в гареме была, мужиков ублажала.
– Не мужиков, а мужа, да будет тебе, бабка, известно. А то совсем другое дело. Его убили хлыновцы, когда захватили Сарай. Так что греха на мне нет, бабуля, я всё делала по заветам Божьим. И изменять супругу мне нет охоты. Не хочу я грех на душу брать. Иди и скажи ему так, как я тебе сказала. У меня работы много, а одной Нюрке с нею не справиться. Иди уж!
Бабка Аграфена ещё долго уговаривала не осложнять свою жизнь, но Анна стояла на своём. Потом, успокоившись, подумала, что как может местный поп благословить такое деяние воеводы? И в голове зароились совсем другие мысли. Очень и очень опасные для неё и не только.
После ужина Герасим отослал дочь спать, а