– Какие деньги ходят в Испании? – спросил Николай Иванович у Оглоткова.
– Деньги? Наши русские полуимпериалы отлично ходят. Да и сторублевые бумажки, но все это надо менять на испанские кредитные билеты. Курс низкий. Там счет на пезеты. Это то же, что франк, но по курсу они ниже. Испанских пезет давали мне на сторублевую бумажку что-то триста сорок или триста сорок пять, а ведь франков французских дают только двести шестьдесят семь. В конторе «Лионского кредита» вам отлично разменяют. Вы здесь, в Биаррице, разменяете, чтоб на испанской границе вам иметь при себе испанские деньги. И прямо отсюда билет до Мадрида не берите. Зачем франками платить, если они дороже пезет! Вы вот как сделайте: отсюда возьмите билет только до испанской границы, а с испанской границы до Мадрида вы уж пезетами заплатите. Мелкие деньги такие же сантимы, как и здесь во Франции, но называются они сентиемес. Монета в пять пезет называется по-испански дуро.
– Дура? – спросил Николай Иванович. – Какое название!
– Не дура, а дуро. Ну, а затем позвольте раскланяться с вами. Если больше не увидимся, то счастливого пути.
Оглотков пожал руки супругам Ивановым и удалился.
Супруги Ивановы назначили отъезд завтра утром.
Поезд отходил в десять часов. Вечером к ним пришел доктор Потрашов и его тетка старуха Закрепина. Они напились вместе чаю из самовара, который Ивановы решили взять с собой в Мадрид. Закрепина была вместе с своей собачонкой Бобкой и говорила Глафире Семеновне:
– Конечно, вам это трудно сделать, но я попросила бы вас привезти мне из Мадрида маленького испанского пуделька…
– Боже избави! – воскликнула Глафира Семеновна. – Тащиться с собакой около пяти тысяч верст!
– Да нет, нет, я это так… не подумавши, – спохватилась Закрепина. – Ведь вы живете в Петербурге, а мы в Москве. Конечно, можно и переслать, но нет, не надо.
– Добрейшая Софья Савельевна, меня муж изводит в дороге, а тут еще пуделя вези. Нет, уж извините. Если что-нибудь другое вам привезти – извольте.
– Другого ничего не надо.
– Может быть, хотите испанский кружевной шарф? Там, я думаю, они дешевы, – предложила Глафира Семеновна.
– Нет, испанского шарфа мне не надо, что мне испанский шарф! – отказалась Закрепина. – Впрочем, если найдете в Мадриде какой-нибудь оригинальный ошейничек, то привезите для Бобки. Ценой не стесняйтесь. Ошейник вы мне пришлете из Петербурга в Москву, и я тотчас же вышлю вам деньги.
Глафира Семеновна улыбнулась.
– Дались вам эти собаки! – сказала она Закрепиной.
– Душечка, живу ими. Так вот, если ошейничек…
– Хорошо, хорошо.
Напившись чаю, доктор и Закрепина ушли от Ивановых, обещаясь завтра приехать на железную дорогу проводить их в путь.
49
Десятый час утра. Муниципальный омнибус тащится в гору и увозит супругов Ивановых на станцию Южной железной дороги, находящейся от города верстах в четырех. Биаррицкие гостиницы не имеют своих омнибусов, и доставку приезжих со станции в гостиницу и из гостиниц на железную дорогу принял на себя город и собирает с путешественников франки. Дорога местами высечена в скалах. На скалах чахлые хвойные деревья. Кой-где попадается такой же чахлый, низенький, с кривыми стволами и с желтыми обсыпающимися листьями кустарник. Кусты цепкой розы или плюща обвивают иногда эти кривые стволы, и гирляндами свешиваются вниз. Глафира Семеновна сидит в омнибусе среди коробок со шляпками, баульчиков, корзиночек с провизией и фруктами. Тут же ящик, в котором находится бюст Николая Ивановича из глины. Николай Иванович сидит рядом с женой. Против них помещается старик англичанин в желтом клетчатом длинном пальто и в такой же клетчатой шотландской фуражке с лентами на затылке. Это один из тех англичан, которых Оглотков представлял Глафире Семеновне после ее купального дебюта в море. Англичанин этот краснолиц и с клочком седой бородки, торчащей из-под подбородка. Ни на каком языке, кроме английского, он не говорит. Глафира Семеновна считает его своим поклонником, и, когда он сел в омнибус и поклонился ей, она подала ему руку и, хотя по-английски не говорит, обменялась с ним несколькими словами.
– В Мадрид? – спросила она его.
– О, есс, мадам… – кивнул он.
– By парле эспаньоль?
– О, но… мадам.
– Вот уж и знакомый спутник нам явился до Мадрида, но тоже не говорит по-испански, – сказала она мужу.
– Вот наш испанский язык, – проговорил Николай Иванович, вынул из кармана маленькую книжечку в красном переплете и хлопнул ею по коленке. – Пятнадцать слов уже знаю, а в вагоне нечего будет делать, так еще с сотню выучу. Один – уно, два – дос, три – трес, четыре – куарто, пять – синко…
– Ну, довольно, довольно, – остановила его супруга.
– Знаю даже, как бутылка и рюмка по-испански. Бутылка – ботеля, рюмка – васса.
– О рюмке уж забудь в Испании.
– Это в хересовом-то государстве? Да ведь это все равно что быть в Риме и не побывать в соборе.
Но вот и миниатюрная желтенькая железнодорожная станция. Мрачный носильщик-баск в тиковой полосатой блузе и красном вязаном колпаке принял от супругов их багаж.
– Трез пьес, – сказала ему Глафира Семеновна и прибавила: – Чертова дюжина. Не будь твоего бюста, у нас было бы только двенадцать мест, – обратилась она к мужу. И зачем тебе этот бюст понадобился!
– В воспоминание моей славы и известности.
На станции они встретили доктора Потрашова, старуху Закрепину и ее неизменного спутника Бобку.
– Вот мерочка для ошейника Бобки, – заговорила, поздоровавшись, Закрепина и подала Глафире Семеновне розовую ленточку. – Пожалуйста, купите ему. Поищите, только что-нибудь пооригинальнее.
– Мы тоже снимаемся послезавтра с якоря и едем на Гивьеру, – сообщил доктор. – Мой патрон говорит, что быть на юге Франции и не побывать в Монте-Карло грешно.
Пассажиров, отправляющихся с поездом до испанской границы, было наперечет: кроме супругов Ивановых и англичанина, ехали только четыре монахини в белых пелеринах и белых шляпках с развевающимися по воздуху лопастями, откормленные, краснощекие, да крестьянская чета басков – оба пожилые: муж с тщательно выбритым подбородком и верхней губой, в синей туго накрахмаленной блузе и жена в коротком черном коленкоровом платье, синем переднике и в повязке на голове, как повязывались когда-то наши купчихи. Крестьяне везли корзинку с квакающими утками и клетку с какой-то певчей птичкой.
Билеты супруги Ивановы купили до испанской границы, до Ируна.
– В Ируне будете с небольшим через час… – рассказывал им доктор. – Только несколько полустанок проехать. Последняя французская станция Анде… В Ируне пересадка в испанский