– Вам надо поговорить с Соле, – посоветовала она. – Она здесь работает дольше, чем кто-либо из нас.
Я поспешила ответить ей, что да, конечно, мы будем рады пообщаться с этой Соле.
– Возвращайтесь минут через тридцать, – предложила она. – Будет время завтрака, и мы сможем с вами поговорить.
Мы не стали далеко уходить, подождав на той же площади, пока не прошло полчаса, и ни минутой больше, прежде чем вернуться во Вдовий дом. Администратор открыла нам дверь, ведущую в пансионат, и попросила, чтобы мы подождали, пока она сходит за своей коллегой.
В помещении витал приятный аромат кофе и тостов. Мы встретились в просторном внутреннем дворике, укрытом от солнца своеобразным навесом, который обеспечивал ему тень и прохладу. Всего здесь было четыре колодца и множество расставленных тут и там горшков с растениями: геранью, алоэ и прочими. Вдалеке слышался звон тарелок и чашек. Я обратила внимание, что на плиточном полу, напоминавшем шахматную доску, виднелись остатки красно-белой клейкой ленты: следы былых мер, к которым не так давно, во время пандемии, прибегали, чтобы обозначить минимальное безопасное расстояние между жителями пансионата. Я задалась вопросом, было ли дело в недобросовестности уборщиков или наличие ленты служило напоминанием о том, что мир в любой момент может пойти на дно.
Все еще не доверяя приятному виду этого места, я наблюдала за всем вокруг с опаской. По моим представлениям, дома престарелых всегда были окружены ореолом безнадежности, омраченной время от времени всплывавшими случаями жестокого обращения, после которых тот или иной пансионат, в котором с пожилыми людьми обращались как со скотом, а то и того хуже, ликвидировали. Все мы помним те проклятые меры, из-за которых в самый тяжелый период санитарного кризиса старики из мадридских домов престарелых не смогли попасть в больницы, в результате чего тысячи людей погибли в жутких условиях. Этот вопрос так и остался нерешенным из-за равнодушия властей и ответственных лиц, понимающих, что со временем тяжесть дурных поступков, а соответственно, и наказание за них смягчаются.
В любом случае, провести старость в подобном месте показалось мне не такой уж плохой идеей.
Погрузившись в мысли, я увидела приближавшуюся к нам Соле. Скорее всего, это была именно она. На женщине была униформа пансионата, – пижама с логотипом и названием фонда на груди, а обута она была в лиловые кроссовки Skechers. Волосы ее были собраны в небрежный пучок, скорее удобный, чем элегантный. Она шла в нашем направлении твердым шагом, и взгляд ее был гораздо менее дружелюбным, чем у девушки, которая встретила нас на стойке регистрации.
– Чем я могу вам помочь?
Вопрос был ожидаемым, но задала она его таким тоном, что мне стало понятно, насколько сильно ей не хотелось быть нам полезной. Чтобы усилить это впечатление, она сложила руки на груди и взглянула на нас сверху вниз: сначала на меня, а потом и на Олега.
– Мы хотели поговорить об одном человеке, который провел здесь последние годы своей жизни, – начала я. – Его звали Хербст. Херман Хербст.
– Вы его родственники?
Она даже не потрудилась скрыть неприязнь, которую вызывало у нее наше присутствие здесь. Казалось, ее смущал тот факт, что вторгнувшись на ее территорию, двое молодых, здоровых людей стали свидетелями того, какая мрачная судьба ожидает их в конце пути. Мне даже захотелось попросить у нее прощения, но, заставив себя промолчать, я попыталась придумать пару легенд, которые помогли бы нам вызвали у этой женщины в доверие.
– Мы пишем о Хербсте, – солгала я. – Но последние годы его жизни – загадка. Мы поговорили с его родственником, и он дал нам этот адрес.
– Не знаю, что вы хотите здесь выяснить. – Медсестра огляделась по сторонам. – Все эти люди приезжают в пансионат, чтобы отдохнуть. Наша работа состоит в том, чтобы они хорошо себя чувствовали и наслаждались достойной старостью.
Словосочетание «достойная старость» показалось мне довольно странным. Кто захочет наслаждаться немощью? Неужели можно стареть с достоинством? По понятным причинам, я не стала задавать ей этих вопросов. Казалось, Соле настолько верила в то, что говорит, что, полагаю, послала бы меня куда подальше, если бы я посмела ей возразить.
– Мы говорили с сеньором Вальдерроблесом, – продолжила я, – зятем Хербста. Он сказал нам, что поместил его в этот пансионат, потому что не мог сам о нем позаботиться.
– Не путайте, – перебила она меня. – Мы не дом милосердия и не гостиница. Мы не ограничиваемся тем, что предоставляем своим подопечным постель и кресло. Здесь мы еще и заботимся о том, чтобы у них была комфортная и активная жизнь. Организуем мероприятия, мастер-классы и лекции, помогающие им развиваться. Это не просто временное пристанище в ожидании смерти, как многие считают. Это – очередной этап их жизни.
Ее слова и особенно то, как она их произнесла, красноречиво говорили о том, как сильно ей надоели расспросы о том, чем занимается пансионат.
– Каким был Хербст? – поинтересовалась я.
– Обычный человек. Вежливый, немного закрытый. Он так и не завел ни одного друга. Создавалось впечатление, что он никому не доверял.
Смутное движение в боковой части дворика привлекло наше внимание. Какой-то старик шел по коридору, расположенному за стеклянной перегородкой. У меня возникло ощущение, что его появление означало, что завтрак уже подходил к концу, так что наше время истекло.
– Поначалу недоверчивость – это нормально, – говорила она. – Чем старше мы становимся, тем сложнее нам открываться окружающим. Однако нашим подопечным достаточно провести здесь всего несколько недель, как они отбрасывают сдержанность и начинают доверять своим соседям. Тут рождаются дружеские отношения, союзы, а порой и романы. – Женщина невольно улыбнулась, будто у нее в голове начал вырисовываться образ одного из тех романов. Впрочем, он оказался лишь мимолетным миражом, потому что уже скоро ее лицо снова приобрело угрюмое выражение. – Хербст провел здесь несколько лет и так ни с кем и не сблизился. Он здоровался, был вежливым, но дальше этого никогда не заходило. И не подумайте, что мы не пытались с этим бороться. Одиночество – одна из самых мучительных проблем для людей определенного возраста. Поиск друзей – хороший способ с ним справиться, так что мы стараемся проводить мероприятия, которые способствуют дружескому общению и укреплению отношений между нашими постояльцами. Но Хербст отказывался в них участвовать. Он добровольно оставался в одиночестве до самой смерти.
– И как он умер? – поинтересовалась я.
Я понимала, что вопрос был бестактным, но у меня не оставалось другого выбора, кроме как его задать. Медсестра пристально на меня посмотрела, прежде