В ванную постучались.
— Заходи! — не сомневаясь, сказал я.
Аксинья остолбенела. Смотрела на меня всего такого голого, но намыленного. А мне было абсолютно безразлично. Каких-либо существенных дефектов, если только не шрам на щеке, моё тело не имело, напротив, уверен, что должно быть весьма интригующим для женщин. Если только не те синяки, которые были у меня на рёбрах и ногах.
— Халаты, полотенца оставляй и приготовь мне обильный ужин. И ещё у нас будет большое чаепитие с самоваром, когда некоторые люди придут. Подготовь всё к нему, — ни грамма не смущаясь, отдавал я приказы прислуге. — Еще… Пошли за Мартой. Она тоже понадобится.
Девушка лишь несколько раз кивнула головой и попятилась назад. Возможно, она думала, что я её пригласил и встречал в таком виде для особых заданий? Как-то я не подумал о том, что девушка может сильно смутиться и даже испугаться. Но нечего пугливым делать в моём доме.
Вон, рассказывают, что некоторые дворяне могут заниматься любовью, когда слуги свечи держат над постелью. Так что тут такие нравы…
* * *
Госпожа Норова стояла возле дверей в ванную комнату, прижимаясь к стене, чтобы Александр её ни в коем случае не увидел. Она сильно сжала кулаки, когда Аксинья заходила в комнату. Юлиана подумала, что её муж сейчас вызвал служанку, чтобы… Он ведь уже так долго не был женщиной, что наверняка желание тяготит.
Сама же Юлиана просто боялась заговорить с Александром. Сегодня к вечеру даже не помогали те успокоительные микстурки, которые медик Шульц подготовил для нее. Сердце женское билось в два раза чаще обычного.
Оказывалось, что она настолько любит своего мужа, что эта страсть способна даже навредить. Юлиана осознала, что она не готова ни с кем делить своего суженого. Она настолько переживала, когда он был в заточении, что дважды Шульц ночевал в доме Норова, чтобы отреагировать, не дай бог что случится. Ведь внизу живота тянуло.
Последние два дня Юлиана и вовсе провела, практически не вставая с постели. И очень мало двигалась, даже лёжа в кровати. Так потребовал перед своим уходом по дворец, Шульц. Когда не получилось быстро дождаться своего мужа, госпожа Норова придумала другую цель — во что бы то ни стало сохранить ребёнка. И пока с подобной задачей она справлялась.
— Ну же! Говори! — потребовала Юлиана, как только Аксинья вышла из ванной.
Служанка растерялась. А что можно было говорить, если и так всё понятно, а госпожа подслушивала?
— Ну, какой он? — задала вопрос Юлиана, и Аксинья раскраснелась.
Не сразу госпожа Норова поняла, о чем спросила, и догадалась, что увидела служанка. Да Юлиана сейчас бы… да она упала бы, если б увидела своего красавца, своего любимого, лучшего из мужчин.
Вдруг слеза покатилась из глаз женщины. Она подумала, что если сейчас и пришлось бы удовлетворять своего мужа, то могла бы лишиться ребёнка. И вдруг подумала, глупышка, что если сохранять ребёнка, то можно лишиться мужа.
Трижды нога Юлианы дёргалась в сторону двери в ванную комнату, чтобы войти. Вот словно бы она уже решалась открыть двери, чтобы увидеть своего мужа и заключить его в объятия, но вновь не решалась. Страх быть отвергнутой оказывался даже сильнее желания увидеть Александра.
* * *
Я мылся, как мне показалось, достаточно долго для того, чтобы если Юлиана желала, то пришла бы меня увидеть. Как бы я ни гнал мысли прочь, но без какого-то понимания, какие у нас сейчас отношения с Юлей, работать не получится.
Я вышел из ванной комнаты, сразу же направился в столовую. Последние два дня меня и вовсе держали на воде и чёрном хлебе. Да и били уже более ответственно. Болели рёбра, и я даже в какой-то момент испугался, что отбили почки. Нужно будет проконсультироваться у медиков.
На столе уже было расставлено съестное богатство. Запечённое мясо, пусть и холодное, несколько кусков пирога, нарезанная тонкими ломтиками буженина, копчёное сало и мясо, запечённая колбаса. Это как раз то, что мне сейчас нужно было. Не объесться бы. Чтобы плохо не стало.
— Господин, наш повар просит прощения, что всё холодное. Он уже приступил к готовке и через тридцать-сорок минут сможет подать вам бульон с сухарями или что угодно, что вы изволите, — оправдывалась Аксинья.
— Бульон горячий будет самое то. И кофе с молоком… много кофе с молоком, — говорил я, неприлично запихивая в рот еду. — А что госпожа? Выйти не может? Не прихворала ли?
Я задавал вопросы и сразу же давал подсказки, что отвечать. Если Юлиана не вышла, то хотя бы пусть прикидывается больной. Так мне, возможно, будет слегка проще относиться к ситуации и всё-таки выкинуть из головы то, что никак не получается. Да и в ближайшее время мой дом наполниться людьми. И как хозяйка не выйдет поздороваться? Только если болеет.
— Господин, позволите ли мне передать госпоже, что вы её позвали? — нерешительно, боязливо, но всё-таки спросила Аксинья.
Я проглотил очередной кусок чего-то там, уже даже и вкуса не разбирая, так как просто набивал требуху. А потом на некоторое время замер и задумался. Даже если бы очень сильно Юлиана хотела выйти ко мне и броситься на шею, то те последние наши разговоры, перед тем, как я отправился в Петропавловскую крепость, не подразумевали подобных нежностей и страсти.
— Всенепременно я просил бы супругу, если здоровье ей позволяет, прибыть в столовую, — сказал я.
И тут мои глаза расширились. Сразу же после моих слов Аксинья не успела ещё и двух шагов сделать, а Юлиана, оказалась в дверном проёме, ведущем в столовую.
— Здравствуй, Юля, — сказал я, вставая из-за стола и приближаясь к своей жене. — Как здоровье твоё? Нашего ребёнка?
— Благодарю, супруг, всё обошлось, — так и не поднимая на меня глаза, отвечала Юлиана.
— Да мне осточертел этот театр! — вдруг взбеленился я, отчего Юля вздрогнула. — Ну, я ж люблю тебя. Судя по всему, и ты любишь меня. Да я даже в Петропавловской крепости сидел из-за отказа Анне Леопольдовне. Если прямо сейчас мы окончательно не определимся со своими отношениями, то прошу тебя уехать из Петербурга. Ты будешь отвлекать, я не могу выкинуть тебя из головы и заниматься своими делами.
Таким откровенным с Юлей, да хоть бы с кем в этом мире, я ещё не был. Всегда приходится