Я не разбрасываюсь деньгами, а отдаю добычу Тугаю, потому что такова плата за участие в битве его батыров. Можно было бы и упереться, потребовать справедливого дележа. Думаю, Тугай согласился бы, но я решил иначе. Иногда, выгоднее быть щедрым! Выигранный бой, еще не выигранная война! Впереди нас ждет куда более сильный противник, и мне хотелось бы, чтобы у наших союзников было больше стимулов. Сегодня они увидели силу нашего оружия — это хорошо! Легкая и жирная добыча, еще лучше! Пусть степные батыры настраиваются на лучшее и видят впереди только лакомый кусок, а не кровавую схватку.
Пленных много, около пяти тысяч, не меньше, и преследование еще продолжается. Всех, кого взяли здесь, на поле боя, согнали в пять примерно равных групп. Сейчас они сидят прямо на земле и со страхом косятся на своих охранников. Они свои традиции знают, когда полона слишком много и держать его становится опасно, его просто режут, как баранов.
Сейчас я иду мимо одной из таких групп. Пленные сидят на корточках и смотрят на меня с затаенным страхом и любопытством. Среди них много легко раненых, и они, помогая друг другу, заматывают свои раны, чем придется. Никто из них не связан, попросту нет столько веревок. Веревка — тоже ценность. И монгол может использовать свой аркан, только чтобы повязать свой полон. А этот чей⁈ Пока неизвестно, и потому никто свою веревку не даст.
Подъехавший Тугай спрыгнул с седла и двинулся со мной рядом.
— Что будем с ними делать? — Его безжалостный взгляд прошелся по густым рядам пленников. — Их слишком много! Чтобы их охранять понадобится половина моих людей.
Нойон смотрит в самый корень проблемы. Я тоже думаю сейчас именно об этом.
«Нам надо двигаться на Дербент, а с такой обузой мы далеко не уйдем. Их ведь еще и кормить надо!»
Останавливаю свой взгляд на одном из пленных и спрашиваю его на монгольском:
— Ты за что сражался на этом поле?
Тот испуганно сжимается.
— Я не понимаю! — Начинает он лопотать на северо-кипчакском. — Я ничего плохого не сделал. Господин Барсумбек сказал, надо воевать за хана Берке! Иначе он прогневается, придет с войском, сожжёт кочевья, порежет скот, а семью продаст в рабство. Я пошел! Как я мог не пойти⁈
Перехожу на кипчакский и задаю еще один вопрос:
— А ежели господин Барсумбек снова прикажет тебе сесть в седло и воевать за нового хана Туда-Мунке, пойдешь⁈
Пленный обрадованно затараторил в ответ.
— Да, да! Пойду! Конечно пойду! Я видел сегодня войско Туда-Мунке! Он сильный и справедливый хан!
«Вот и ответ на твой вопрос, Тугай!» — Мысленно отвечаю своему ордынскому союзнику и поднимаю на него взгляд.
Тугай, явно, ничего не понял из моего разговора и продолжает вопросительно смотреть на меня.
В этот момент с другого бока слышу шепот Калиды.
— Смотри, вон булгарин возвращается и, кажется, с добычей!
Поворачиваюсь в ту сторону, куда показывает Калида и вижу скачущего во весь опор Бо’яна Руди. С ним десятка три его стрелков и две лошади с перекинутыми поперек телами.
Через пару минут он осаживает коня перед выставленными алебардами охраны. Я машу им: «Пропустите!» — и слетевший с седла булгарин радостно подскакивает ко мне.
— Взял я их, господин консул! Взял супостатов, обоих!
Его бойцы уже стаскивают связанные тела с лошадей и бросают передо мной. Тугай подходит к пленникам первым. Схватив одного из них за волосы, он вскидывает его голову и кричит прямо в выпученные от страха глаза.
— Ну что, шакал, добегался⁈ Ты, ничтожный червь, поднял оружие против хана Туда-Мунке и достоин лишь одного — мучительной смерти!
Тугай выхватил нож и занес его над судорожно дергающимся кадыком. Еще мгновение, и монгол с удовольствием перережет натянутое горло, но я останавливаю его.
— Подожди, благородный Тугай, не торопись! Возможно, человек ошибся.
Нойон бросил на меня непонимающий взгляд, и даже в закатившихся глазах Барсумбека застыло удивление.
Подойдя ближе, я впиваюсь взглядом в побелевшее лицо пленника. Он все еще стоит на коленях с задранной головой, и лезвие ножа касается его горла.
— Ведь ты же ошибся, Барсумбек! Ты хотел воевать за великого хана Туда-Мунке, а по ошибке принял нас за войско Берке. Ведь так⁈
Мне нужны эти два степных князя, а еще нужнее их люди. Чтобы из сковывающей мое войско обузы они превратились в усиливающих меня союзников. Для такой метаморфозы и нужны мне эти князья. Их слово будет куда доходчивей. И как сказал мне только что пленный кипчак, все с радостью встанут на нашу сторону, если это сделают их местные владыки.
Поэтому я даю степному князьку шанс избежать смерти. Ведь если монгол изменил своему хану, то прощения ему быть не может, а наказание — только смерть, а вот, ежели он ошибся или того лучше был обманут, то тогда совсем другое дело.
Барсумбека, наверное, сильно помяли, когда брали в плен, потому что он тупит и лишь молча пялится на меня обезумевшими глазами. Наклонившись, вколачиваю ему прямо в мозг каждое слово.
— Ты хочешь биться за Великого хана Туда-Мунке⁈
Так оно получилось доходчивей, и Барсумбек яростно закивал головой.
— Да, да, да! Я готов умереть за хана Туда-Мунке!
Перевожу ледяной взгляд на второго пленника, и этого уже достаточно. С отчаянной надеждой в глазах Куламай вторит своему товарищу.
— Да! Я — верный слуга Великого хана Туда-Мунке!
Часть 2
Глава 9
Середина июня 1266 года
Смотрю на другую сторону реки Уллучай и вижу курсирующие вдоль берега ордынские разъезды. Сам вражеский лагерь раскинулся в трех верстах от берега, но там постоянно начеку и готовы в любой момент отреагировать на нашу попытку переправиться. Как, собственно, и мы на их!
Наш лагерь стоит ближе к реке, всего в версте от берега, но это уже не полевое укрепление с боевыми фургонами, а настоящая земляная крепость. Времени окопаться у нас тут было достаточно. В этой крепости расквартирована все четыре пехотных полка и вся артиллерия с баллистами, а конные стрелки