– Саша, а что ты читал о генетике?
– Ну… Раньше про неё писали плохо. Говорили, что это буржуазная наука, а…
– Хватит-хватит. Достаточно. Я тебя поняла.
Она посмотрела на меня сквозь свои очки. Да… У Мюллера был взгляд добрее.
– А почему ты считаешь, что у вас с братом это может быть наследственное?
– Родители наши оба были инвалидами. Отец на войне получил сильное ранение лёгких. Возможно, что его мозг иногда испытывал кислородное голодание. А это вредно для клеток головного мозга. А мама была инвалидом с детства. Повреждение позвоночника. Там тоже есть мозг. Спинной.
– Хватит мне тут лекции читать! Я уже поняла, что ты нахватался по верхам совершенно ненужных тебе знаний. Медицину надо изучать более глубоко. Ой… Ну ладно. Мне сказали, что вы сегодня чуть не утонули?
– Это правда… – Я опустил плечи. – Лёшка захлебнулся, наглотался воды. Но я быстро вытащил его и оказал первую помощь. Сделал искусственное дыхание.
– Расскажи подробно, что и как ты делал?
Рассказал. Она сказала, что всё правильно. И задумчиво так посмотрела на нас.
– А потом у Алексея случился припадок?
– Да.
– Это было в первой половине дня. Ну а вечером припадок был у тебя.
– Может, это не связано с тем, что Лёшка тонул. Может, это из-за того, что у нас с ним сейчас пубертатный период.
– Чего?
– Активный период полового созревания.
– Я знаю, что такое пубертат. Похоже, что ты перечитал книжек, Саша. Но в чём-то ты прав. Давай градусник, – это она уже Лёшке. – Тридцать шесть и семь. Вот вам витамины. И больше чтобы не тонули в ближайшую неделю! Ясно?
– Раиса Степановна! А почему нельзя тонуть только неделю? А через неделю можно?
– Через неделю можно. Я буду в отпуске. Так что сможете делать всё, что захотите. Хотите – тоните, а хотите – в космос летите. А завтра поедете на обследование в больницу. Я сейчас выпишу направление. От физкультуры вас освобождать не надо, учебный год уже закончился, но…
Она задумалась, постукивая шариковой ручкой по столу.
– Записку об освобождении от физических нагрузок я вам всё-таки напишу. Вас там вроде бы в пионерлагерь отправлять планировали?
– Мы уже не пионеры, Раиса Степановна.
Медсестра посмотрела в медкарту.
– Четырнадцать вам исполнится только второго августа. Так что вы пока ещё не вышли из пионерского возраста. И светит вам пионерлагерь как минимум на две смены. А может, и на три.
На меня тут же нахлынули воспоминания о прошлом лете в пионерлагере. Там на нас, на детдомовских, смотрели как на прокажённых. А мы приличных детишек за это периодически били. С этим было проще. Домашние дети чаще всего каждый сам за себя, а мы все вместе. Там, в лагере, и рыжий был всегда на нашей стороне. Но это было в прошлом году. В этом учебном году многое поменялось. Кстати, рыжего звали Андреем. И он был на год старше всех в нашем классе. На второй год его оставили один раз, во втором классе. А потом каждый год тянули за уши, переводя из класса в класс. Если мы с братом учились средне, то Андрей вообще был валенком. С двойки на тройку еле-еле переползал. Зато гонору у него было больше, чем росту. А по росту он был выше всех в классе. Но это пока… После поглядим, у кого косая сажень в плечах шире.
Лично я планировал всерьёз заняться спортом. Не для рекордов и медалей. В большой спорт лезть не хочу. Но для себя буду. И Лёшка будет. Я это знаю.
1974 год, 2 июня, вечер. Москва. Спальное помещение школы-интерната
Вечером нас решили проучить…
Спро́сите кто?
А слабо угадать с трёх раз?
Правильно! Рыжий с компанией. Но он обломался по полной, когда я ему и его шестёркам с порога кинул предъяву.
– Слышь, убогие! Кто нас с братом сдал завучу?
– Ты чё, попутал? – попытался наехать на меня рыжий.
– Нас там на пруду было пятеро. Мы с братом и вас трое. Когда мы вернулись, она уже знала, что Лёха тонул, а я его спас. Кто ей это нашептал, а? И не ты ли сегодня моего брата чуть не убил, столкнув с плота? Чё молчишь, козёл?
Рыжий не мог стерпеть такое и бросился на меня с кулаками. Но не рассчитал, что Лёха стоит чуть правее меня. Брат влепил ему прямой в челюсть, и Андрюшку как подкосило. Закатив глаза, он упал на пол.
Всё. Начинайте считать! Девять… Аут! Нокаут!
– Ну что? Кто следующий? – грозно спросил я двоих оставшихся. – Или это не он, а кто-то из вас нас Нелли заложил?
– Нет. Это он! – тут же сдали главаря бывшие шестёрки.
– То есть этот придурок корчил из себя авторитетного пацана, а сам стучал на нас?
– Да! Да! – подтвердили холуи.
– Если к нам с братом ещё кто-нибудь полезет, порешу нахрен. Уберите с прохода эту падаль! – Я пнул ногой под рёбра поверженного противника.
* * *
– А не круто мы его нагнули? – спросил меня вполголоса Лёшка после отбоя.
– Заслужил…
– Загнанная в угол крыса и на кота бросается. А от этого крысёныша можно и не таких подлянок ожидать. Для него же понятия о чести – звук пустой. Может, его это? Списать в утиль?
– Лёха! Ты завязывай с этим. Тебе дай волю, ты половину района на ноль помножишь. Мы же порядочные люди. Думать надо о том, как мы будем жить дальше. А сразу с ходу загреметь за решётку – дело нехитрое. Это же как два пальца об асфальт.
– Но опасаться его стоит всё-таки.
– Это правильно. Опасаться надо начинать уже с сегодняшнего дня. Как думаешь, не захочет он тебя или меня ночью заточкой пырнуть?
– Ну не совсем же он дебил?
– А вдруг?
– Саня! А может, я его типа того… Подушкой придушу – и аля-улю…
– Во-первых, тут полно глаз. А во-вторых, на кого подумают в первую очередь после сегодняшнего?
– На нас, конечно. Ты прав, Саня! На все сто процентов прав. Я всё время забываю, что ты всю жизнь опером оттарабанил. А это уже профессиональная деформация. Практически психиатрический диагноз.
– На себя посмотри! Чуть что, сразу на ноль умножать. Давай спать. Не полезет он сегодня, скорее всего. Его там эти двое еле откачали возле умывальников. Похоже, что ты ему что-то там повредил в голове.
– Да. Были бы мозги