Орден «За победу над падшим», той или иной степени, хотя бы третьей, «Крест изгнания» или второй, «Звезду падшего» тоже многие имели. Вот первой степени, «Клинок Серафима» был редкостью, да. Но я собрал все три.
«Цепь вознесения» и «Страж Сводов» — вот это серьёзно. У Эриха были оба, у меня ни одного.
Но орден «Звезда Серафима»! Он что, реально существует?
Уотс с хитрой ухмылкой запустил руку в карман кителя. Достал маленькую белую коробочку, открыл. Извлёк из неё сверкающий орден, похожий на пятиугольный щит.
Настоящий!
Их что, на каждой базе хранят, где-нибудь в сейфе?
Уотс шагнул ко мне и стал прикалывать орден к мундиру. Держался он здорово, но руки чуть дрожали. Но всё же, кажется, он искренне радовался этому мигу.
Ну да. Теперь он вошёл в историю не просто как один из командующих базой Титан, но и как первый человек, вручивший кому-то высшую награду Небесного Воинства.
А я — как пилот, впервые её получивший.
Орден был очень красив. Драгоценных камней на него ушло штук пятьдесят. Два крыла — ангельское, выложенное обычными бриллиантами, и крыло истребителя — из изумрудов. Два огненных клинка из рубинов и жёлтых топазов, очень похожие, но обозначают меч ангела и лазер истребителя. И синий сапфировый клинышек, обозначающий Землю. Всё вместе действительно складывалась в звезду: разноцветную, сияющую. Помню, как мы с ребятами разглядывали картинку ордена, и кто-то сказал: «Да ну, мультик дитячий…» И все засмеялись, как будто нам и впрямь не хотелось получить это пятицветное сверкание на грудь.
Но оказалось, что вся вместе эта взорвавшаяся радуга выглядит круто.
Уотс резким движением поднял руку.
Я отдал честь в ответ.
Уотс беззвучно шевельнул губами.
— Служу Ангельской Иерархии, Земле и Небесному Воинству! — выпалил я, опомнившись.
И зал вдруг взорвался аплодисментами, криками, даже свистом и топаньем. Я почувствовал, как невольно вжимаю голову в плечи.
Я же не герой! Это вышло случайно!
— Скажи ещё что-нибудь, — прошептал Уотс. — Так, от себя. Человеческое. Можно глупое.
Он подмигнул, призывая не бояться.
Меня чуть-чуть отпустило.
Я сделал пол-оборота, повернувшись к залу.
— Свят, речь! — выкрикнул Джей.
Он сиял так, словно сам получил орден. А вот Эрих улыбался, но немного натужно.
— Спасибо… — сказал я, скользя взглядом по залу. — Я же тут недолго, мы ещё толком и не познакомились… Но спасибо вам всем, что приняли. Мы, ребята с Юпа, все такие! Но вы знаете, ведь и вы такие же!
Раздалось несколько одобрительных возгласов.
— Я такой же как вы, — продолжил я, почувствовав поддержку. — Мне было страшно, конечно. Но это наша работа. А на корабле были гражданские. Музыканты… кстати, они такие молодцы оказались!
Я как раз нашёл в зале лица музыкантов и девушек из танцевальной группы. Они махали мне руками. После награждения планировался большой концерт. Иллюзионисты тоже тут были, с забинтованными головами, но на своих ногах и в своём уме. И писатель Снегирь стоял, снимая меня на старомодную камеру с огромным объективом.
— Я справился, потому что защищал их, — продолжил я. — Мы же песни их слушали с Луны ещё, помните? «Ангельским крылом укрыты, покидаем плен орбиты…»
Музыканты аж затрясли бородами от удовольствия.
— И книжки читали, — продолжил я. — Я когда истребитель вёл к Кольцу, слушал книжку Александра, «Ущелье на Япете», до самого конца!
Лицо у писателя стало таким, будто я его только что произвёл в главные писатели планеты Земля.
Может и впрямь так?
— Я ведь вырос на его книгах, — на всякий случай объяснился я.
Снегирь так расчувствовался, что уронил фотоаппарат. Хорошо, что сила тяжести тут маленькая и дорогая техника упала медленно и плавно. Пилоты принялись орать и аплодировать, наверное, я слишком долго выступал.
— А вообще-то я просто хотел умереть, — неожиданно признался я.
Но меня, кажется, уже никто не услышал. Кроме Уотса, который вздрогнул, а потом обнял меня, отобрал микрофон и принялся махать всем рукой.
Помахал и я.
Глава 16
Стены между столовыми — раздвижные. Иногда объединяют вместе две, иногда три. Но все четыре столовые соединяют только на Рождество и день образования Небесного Воинства.
Сегодня тоже раздвинули все стены. Болванов на кухню нагнали со всей базы, а им сколько прошивку не меняй, какие-то рефлексы и автоматизмы остаются. Так что одни болваны несли подносы так же осторожно, как взрывчатку, а другие двигались с тележками грубо и излишне мощно, словно истребитель катили.
Праздновали спасение «Гаргантюа». Поминали погибших.
Ну и меня чествовали.
Уайт попытался было позвать меня за стол с высшим офицерским составом, но глянул на моё перепуганное лицо и быстро всё переиграл. Так что я сидел со своими на самом краю пилотского зала, но поскольку перегородка была поднята — соседним столиком оказался тот, где был Уайт и прочее начальство. Все улыбались, мне приходилось улыбаться в ответ, передо мной поставили бокал с шампанским, и я поднимал его и чуть-чуть отпивал с каждым тостом.
С алкоголем у нас отношения сложные. Формально мы совершеннолетние. Фактически тела у нас детские, не слишком пригодные для такого развлечения. Конечно, старшие пилоты всегда находят способ раздобыть пиво или что-то иное. И командование это знает, но пока нарушают эпизодически — терпит. Я несколько раз пробовал пиво, но не вдохновился.
Шампанское мне показалось кислым и тоже не порадовало.
Но самым трудным было не улыбаться, отвечать на тосты и глотать шампанское. Труднее всего оказалось сидеть с друзьями, которые находились в абсолютном дитячестве.
Джей. Он всегда был крупнее меня, подсознательно я думал, что и взрослым он останется выше и плечистее. А теперь понимал, что вряд ли. Святослав Морозов, оказывается, был крупным мужчиной. Для лётчиков это редкость, хотя давно уже нет ограничений по росту и весу, всё смотрят в комплексе.
Теперь я смотрел на Джея как на крупного, но всё же мальчишку. И он это чувствовал, и потихоньку злился, хоть и не показывал. Сама его злость тоже была смешной, детской, и мне почему-то становилось смешно.
Анна и Хелен… тут совсем беда! Нас с ними всё время мотало из тушки в тушку, иногда моя оказывалась повзрослее на пару лет. Но девчонки растут и взрослеют быстрее. И я на них так всё время и смотрел… как на старших.
А сейчас со мной за столиком сидели две малявки, отчаянно пытающиеся играть во взрослых. При мысли о том, как мы раньше друг на друга поглядывали и дурачились, мне становилось совсем неловко. Я вдруг чётко