Это внедорожник Киллиана, а под его капотом Кэш, который продолжает прижимать мотоцикл к земле.
Мне требуется не больше трех секунд, чтобы осмыслить происходящее. Киллиан едет прямо на меня, а Кэш пытается его остановить. Но размер его мотоцикла несопоставим с тяжелым внедорожником.
Я тянусь и пытаюсь нащупать ручку, чтобы открыть дверь. Мои пальцы касаются прохладного металла, я несколько раз дергаю его на себя, но все бесполезно.
Дверь заклинило. У меня не получается выбраться наружу.
С моих губ срывается мучительный стон. Я вновь поднимаю взгляд и вижу, как Кэш спрыгивает с мотоцикла в последний момент. Спустя доли секунды его мотоцикл пропадает под колесами внедорожника, застревая между капотом и асфальтом. От трущегося металла разлетаются искры.
Снова и снова я дергаю ручку двери на себя, пока мой взгляд не отрывается от Кэша. С чувством приближающегося ужаса я смотрю, как он падает на дорогу и по инерции несколько раз перекатывается.
Мое сердце замирает, когда я наблюдаю, как Кэш останавливается и остается лежать на асфальте лицом вниз. Он не шевелится, и у меня возникает такое ощущение, что мой мир распадается на тысячи осколков.
Наш маленький совершенный мир, в котором мы были счастливы.
Его больше нет.
Как жаль, что я не могла оценить это в нужный момент.
Если бы я только осталась с ним тем самым утром, когда мы впервые за три года проснулись вдвоем. Он бы целовал меня до умопомрачения, ни на секунду не отрывая своих губ от моих. Он бы довел меня до блаженства, и мы бы покинули постель только под угрозой смерти от голода. Мы бы отправились ужинать, и я рассказала Кэшу все.
Все, что произошло за время, пока мы были вдали друг от друга. Пока наши ориентиры сбились, а стрелки компаса не указывали нужное направление.
Мы бродили по лабиринтам, искали выход, но вместо этого попадали в тупик. И несмотря ни на что, каждый из нас верил, что мы – единое целое. Мы – неделимые. И даже в кромешной тьме продолжаем идти на свет друг друга.
И если бы мог все исправить, я бы это сделал.
В голове проносятся его слова, и слезы выступают у меня на глазах.
– Прости меня, Кэш, – шепчу я. – Если бы я могла все исправить…
Словно услышав меня, Кэш поднимает голову. Он с трудом отрывается от асфальта и срывает с себя шлем. Его взгляд мгновенно находит меня, и ужас отражается на его красивом лице. В его глазах застывает страх и отчаяние.
Кэш раскрывает рот, и я не могу услышать его из-за непрекращающегося звона в ушах. И лишь по губам могу понять, что он кричит:
– НЕТ!
– Я люблю тебя, – шепчу я.
Облегчение мгновенно пробегает по моим венам. Кэш жив, и теперь я могу смело взглянуть в лицо смерти.
Я перевожу взгляд на внедорожник, который совсем рядом. Его фары ослепляют меня, и я зажмуриваюсь. Но даже сквозь опущенные веки свет становится все ярче и ярче.
Толчок.
Все звуки пропадают, тишина заполняет пространство вокруг. А затем наступает непроглядная темнота, и я проваливаюсь в бездну.
Глава 11
– Кимберли, открой глаза.
Я упрямо продолжаю прижимать ладошки к лицу.
– Пока я с тобой, тебе нечего боятся, – уверяет меня папа, но я не сдаюсь.
– Нет, – настаиваю я. – Ни за что!
– Кимберли, не бойся, – я чувствую, как на мое плечо опускается теплая ладонь. – Мы с тобой.
Мамин голос действует на меня успокаивающе. Я отрываю от лица руки, неуверенно разлепляю один глаз и смотрю в лицо мамы. Она улыбается и откидывает светлые волосы, которые развевает ветер. На вершине колеса обозрения в Диснейленде он дует гораздо сильнее, чем внизу.
– Посмотри, как красиво, – мама указывает куда-то вдаль.
Я перевожу взгляд и передо мной открывается вид на парк развлечений. Отсюда все кажется маленьким, и мне действительно уже не так страшно, как раньше. Я даже решаюсь пересесть поближе к окну, чтобы увидеть каждую деталь.
– У нас с мамой кое-что есть для тебя, – говорит папа, и я поворачиваюсь к нему.
Папе недавно исполнилось сорок лет, и для меня он самый лучший и сильный на свете. Он наклоняется и достает из-под сиденья коробку. Раскрывает ее, и от увиденного я радостно подпрыгиваю на месте.
В коробке лежит розовый торт, украшенный шариками и сердечками. Между ними стоят свечи, и мама по очереди зажигает каждую из них.
– Задуешь сразу четыре свечи? – спрашивает папа, и я киваю.
– Конечно, – говорю я, задирая маленький нос. – Я уже большая.
Я собираюсь задуть свечи, но мама останавливает меня.
– Ты загадала желание? – спрашивает она.
– Хотите узнать, что я загадала? – я поочередно смотрю на маму и папу.
– Нет, – папа качает головой. – Нельзя говорить вслух о своих желаниях, иначе они не сбудутся.
Делаю глубокий вдох и набираю в легкие, как можно больше воздуха. С силой задуваю все свечи, горевшие на торте. Они гаснут, и я радостно поворачиваюсь к маме.
Но ее нет, как и папы. Я испуганно подскакиваю на ноги и оглядываюсь по сторонам.
Куда они исчезли?
Внезапно яркая вспышка ослепляет меня, и я зажмуриваюсь. А когда раскрываю глаза – оказываюсь в своей спальне и постели.
Я укрыта толстым одеялом с рисунком из мультфильма «Рапунцель». Но мне все равно холодно. Меня всю трясет. Каждая мышца в теле болезненно ноет. От чудовищной слабости я закрываю глаза.
– У нее держится температура больше трех дней! Я всегда говорил, что наши доктора ничего не понимают, – ругается папа. – Лекарства, которые они прописали, бесполезны.
До моих ушей доносится звук шагов.
– Я посижу с ней, иди спать.
Я слышу шорох ткани, а затем в нос просачивается сладковатый аромат маминых духов. Мне хочется открыть глаза, но это так тяжело.
– Доброй ночи, – говорит мама, и ее губы прижимаются к моему лбу.
– Спокойной ночи, мамочка, – шепчу я.
Снова раздаются шаги, которые вскоре замолкают. Я прилагаю усилия, чтобы открыть веки. Когда мне удается это сделать, я вижу, как папа пододвигает стул к моей кровати.
– Папочка, когда я выздоровею и смогу снова играть?
Он задумчиво потирает подбородок.
– Ты помнишь, как к тебе приходил доктор? Он выписал таблетки,