— И как ты представляешь себе такое? — спросил генерал-майор. — Как бы ты начал?
— Я бы начал с апробации, — улыбнулся Директор. — Можно открыть первый дом воинов-интернационалистов, например, в Ташкенте или в Алма-Ате. Там ветеранов немало, поэтому можно собрать их вокруг этого дома и внимательно изучать процесс. Если окажется, что методика работает, то можно масштабировать её на весь Союз, основав дома воинов-интернационалистов в каждом городе. Затраты, конечно, возрастут, но зато эффект для советского общества будет сугубо положительным.
— М-хм… — вновь задумчиво хмыкнул Гаськов. — М-хм…
— Для Комитета выгода очевидна — потенциально опасные для внутренней стабильности элементы будут находиться под мягким, но бдительным присмотром, — добавил Директор. — Это совершенно новая концепция. Ну и, само собой, прекрасная возможность отметиться перед руководством.
— Да, я вижу перспективу, — кивнул Константин Эдуардович. — Значит, так. Освобождаю тебя от работы ровно на месяц. Берёшь своих архаровцев и садишься за написание подробного рапорта, как, что и почему нужно сделать, чтобы пробный дом ветеранов точно заработал и улучшил нам статистику среди ветеранов в Ташкенте. Сделаешь — я позабочусь о том, чтобы тебя задействовали в учреждении этого дома и пустили к его организации. С Виктором Михайловичем я побеседую, сразу после того, как ты напишешь рапорт — покажу и объясню всё. Если сделаешь всё убедительно, думаю, инициативе будет дан старт.
* Демократическая республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, здание ХАД , 12 марта 198 5 года*
— Всё, убедился? — зашёл в кабинет Орлова Директор.
А Геннадий сидит за рабочим столом и нервно курит. Пепельница полна окурков, лицо его бледно, а взгляд зафиксирован на газете.
— Гена, — позвал его Директор.
— Ты угадал… — прошептал Орлов.
— Да, сначала угадал смерть Константина Устиновича, с точностью в двадцать минут, а затем угадал, что следующим генсеком назначат Горбачёва, по рекомендации Громыко, — кивнул Директор. — Так оно всё и было — исключительно редкое стечение обстоятельств.
— Серьёзно? — выпучил глаза изумлённый Геннадий.
— Нет, конечно, — покачал головой Директор. — Теперь ты готов к предметной беседе?
— Пойдём во двор, — встал Орлов из-за стола. — Нужен свежий воздух…
Они вышли из здания и начали прогулку по внутренней территории.
— Природой явления я с тобой поделиться, увы, не могу, — вздохнул Директор. — Сам не знаю, как так получилось. Но, сугубо из дружеских отношений, помогу тебе с карьерой. Сейчас началось лучшее время для карьерного роста — Горбачёв потребует всех шевелиться, меняться и ускоряться… А ты молодой, активный, ещё и эффективный — точно понравишься руководству.
— О чём ты говоришь?.. — спросил поражённый Геннадий. — Какая ещё эффективность?..
— Чтобы ты знал, у меня есть сведения о Василии Никитиче Митрохине, — улыбнулся Директор. — Это сотрудник архивного отдела Первого главного управления, в отставке. Если приехать к нему на дачу, что находится в Подмосковье, и копнуть во дворе, то можно обнаружить бидоны.
— Какие бидоны? — нахмурился Орлов.
— Да обычные, — пожал плечами Директор. — Но в них содержатся школьные тетради, в которые Митрохин записал массу данных из архива, за десятки лет.
— Каких данных? — поинтересовался Орлов.
— Ну, преимущественно имена офицеров, внедрённых агентов, завербованных агентов, подробности операций, ну, всё такое, что может быть интересно ЦРУ, — ответил Директор. — Если ты не понял, то это очень опасный предатель, которого нужно остановить, пока не поздно.
— Как я могу быть уверен, что всё это правда? — напрягся Геннадий.
— Да никак, — улыбнулся Директор. — Придётся просто поверить. Но лучше, конечно, сначала заняться генерал-майором Поляковым, который из ГРУ. Этот тоже в отставке, но до сих пор сотрудничает с ЦРУ. Последить за ним пару-тройку месяцев и всё станет ясно.
— Откуда ты всё это знаешь? — спросил Орлов и закурил очередную сигарету.
— Называй это как хочешь — я называю это предвидением, — ответил Директор. — Я не знаю детальных подробностей будущего, но некоторые моменты мне видны. И на этом можно сделать ошеломительную карьеру, Гена. Разоблачишь одного крота, переведёшься в контрразведку и дальше всё пойдёт по накатанной.
— Зачем это тебе? — нахмурился Орлов.
— Затем, что мы друзья, Гена, — улыбнулся Директор. — А друзья должны помогать друг другу. Ах, да…
— Что? — спросил Геннадий.
— Твоё довольствие за следующий месяц ожидаю на своём столе день в день, — сказал Директор. — Уговор дороже денег.
Глава двадцать пятая
Великая Жатва
* Демократическая республика Афганистан, город Кабул, район Шашдарак, здание ХАД , 23 марта 198 5 года*
— Для нас ничего не изменилось, Мансур, — покачал головой Директор. — Генерал-полковник Ватанджар полностью поддерживает реформу, поэтому можешь работать в полную силу.
Капитан Хуссаини, исходя из своего опыта, опасается, что все декларируемые изменения — это формальность и никто ничего всерьёз менять не собирается. В правительственной армии такая имитация бурной деятельности проводится систематически, чтобы обнадёжить командование ОКСВА и правительство ДРА.
— То есть, если я выявлю коррупционера и предателя, то могу начинать действовать по протоколу? — уточнил Мансур.
— Ты верно всё понял, — улыбнулся Директор. — Протоколы для вашего Аналитического отдела уже утверждены и подписаны генерал-полковником Ватанджаром. Сегодня, после обеда, нам пришлют наши экземпляры. Всё, Мансур — настоящие изменения начинаются. И я надеюсь, что мне не нужно напоминать, что с юридической точки зрения всё должно быть так, чтобы даже волос не прошёл через шов?
Последнее — это аналог фразеологизма «комар носа не подточит», но на фарси.
— Не нужно, — покачал головой капитан Хуссаини.
Самое важное, что он довольно рано усвоил во время своей работы на посту директора школы — юридически всё должно быть настолько чисто, что можно проводить полостную операцию или производить микропроцессоры. То есть, несмотря на любую степень сомнительности или неоднозначности деятельности, по действующим законам всё должно быть безукоризненно. Если деятельность не предполагает возможности добиться этого, то ею лучше не заниматься.
В день своей смерти он поддался панике, которая и убила его, но когда появилось время обдумать произошедшее, он пришёл к выводу,