Жутью его будет пробирать от улыбки волхва.
Такой легкой. Такой… чудовищной.
Он ведь только что замок разрушил, людей убил… и босиком по лужам! И улыбка эта…
И крик сам собой будет рваться из груди, когда в ночных кошмарах будет приходить к парню Велигнев. Мишель и сам это запомнит, и людям расскажет, и будут люди думать – что ж за чудовища живут в этой Россе? И забудут, с чего история начиналась, забудут, как магистр Эваринол пытался государя росского убить, про все забудут. А улыбку эту вспомнят. И может, кто-то откажется от своих замыслов. А может, и нет.
Убивают всегда других, не правда ли? А кому-то, самому хитрому, обязательно должно повезти.
Но Ордену – не повезло.
Vae victis, рыцари. Горе побежденным, магистр Эваринол.
* * *
Неладное почуяли обе волхвы.
И Устинья, и Агафья. Устя, может, и отчетливее, потому что ее сила сама была наполовину от смерти. Агафья чуть меньше, но…
– Недобрым оттуда веет.
– Очень недобрым.
Переглянулись они, подобрались, ровно две кошки для прыжка. А потом Агафья в крышу возка застучала, остановиться требуя.
Послушался кучер, волхва рукой ему махнула:
– Остановись, далее нам пешком идти надобно.
– Бабушка? – Илья брови сдвинул, но Агафья головой покачала:
– Мы с Устей обе это чуем. Нет там воинов, а ведьма вот есть. И сильная.
– А одна она – или не одна?
Этого волхвы ему не ответили.
– Илюша, вы там точно без цели и без смысла сгинете, а мы и пройдем, и сделаем, что надобно.
Илья только головой качнул:
– Ведьма тоже арбалет взять может. И нож. Не пущу одних!
Устя с бабушкой переглянулась.
– Молода там еще ведьма, может, и обойдется?
– А когда нет?
– Все одно, не остановим мы их. – Агафья только головой покачала: И верно, стрельцы и шагу назад делать не собирались, вот еще не хватало! Царицу одну оставить? Посреди леса?
Да за такое с них шкуру спустят! Лучше уж ведьма, там хоть сразу, и не так больно будет…
Устинья только рукой махнула безнадежно, старшего к себе подозвала:
– Десятник, как зовут тебя?
– Юрий, государыня.
– А по отчеству?
– Иванович…
– Юрий Иванович, ведьма там, впереди. И нас она тоже чует и нападет, когда мы ближе подойдем. Не бойся ничего, мы с ней справимся, просто время потребуется.
– Как скажешь, государыня. Только мои люди впереди пойдут. А то… может, государю дать знать?
– Улизнет, – Агафья головой покачала, не было у них времени. – Идем, она нас чует уже. Вот, смотри…
И верно, зашумел в кронах ветер, заволновались деревья, загудел лес. Недобро, нехорошо, словно рой диких шершней на охоту вылетел.
– Чует, – Агафья вперед двинулась. И была она совершенно права.
* * *
Ведьма новорожденная по дому металась, ровно лиса по норе. А куда бежать-то?
В лес?!
Так она там и ста шагов не пройдет, не умеет она по лесу ходить, и куда ей пойти? В город? С Книгой Черной в руках, и от Книги этой жутью веет, и от самой ведьмы – тоже. Она ведь еще себя сдерживать и не умеет, и глаза у нее то чернеют, то обратно светлеют, и зрачки нет-нет да и вытянутся, ровно кошачьи, и клыки то удлинятся, то втянутся…
Не уйдет она далеко. Здесь биться надобно.
– Что случилось?
– Беда, тетя. Враги к нам идут…
– Кто?!
– Не знаю, сильный кто-то…
– Так бежать надобно! – Варвара к дверям кинулась уж, да только…
– Куда мы сбежим, тетушка? Когда сюда они идут, все знают, и про меня, и про тебя… здесь бой принимать надобно.
Приложила ведьма руку к застежке книжной, та клыками в ладонь впилась до крови, да сейчас и не больно почти. А только что она сделать-то может? Она ж как ведьма… ей всего пару дней и исполнилось, она не умеет ничего!
Вот бы Книга подсказала?
И ответ пришел.
Книга подскажет. Только придется довериться полностью, разум свой открыть, отдаться Книге целиком, и душой, и телом, тогда поможет она, тогда сможет помочь…
Варвара Раенская шарахнулась, в стену лопатками влипла, могла б, так и вовсе в нее впиталась, растворилась… Жуть-то какая!
Когда человека ровно мглой заливает. И глаза у девки алыми становятся, яркими, без зрачка и без белка, ровно кровью их залило, и клыки-иглы острые, белые, изо рта выглядывают, и кожа белеет, ровно снег, а по ней черная сеточка вен бежит… Только волосы прежние, рыжие, и такие они неуместные, что от этого еще страшнее становится. Еще жутче…
А ведьма к себе Книгу покрепче прижала, расхохоталась жутко, пальцами прищелкнула.
– Не пройдете вы сюда! Дорогу закрываю, дорогу затворяю, путаю, перекрещиваю…
Дальше уж вовсе неразборчиво пошло, а Варваре разбирать и не захотелось, она к двери пятилась, да только та закрыта оказалась. И не выберешься, и не сбежишь…
И впервые за полсотни лет Варвара Раенская с ужасом забормотала молитву. Забытую уж давно – к чему молиться, когда даже на исповеди лжешь? А вот вспомнилось сейчас.
Отче наш…
Страшно-то как, мамочки!!!
* * *
– Ишь ты… – Агафья рукой махнула, ровно платком паутину с окна сметала.
– Дорогу нам путают, – тихо Устя отозвалась.
И верно, только что они на дороге стояли – и вот перед ними сорок дорог, в разные стороны бегут, поди выбери верную?
Агафья и выбирать не стала, порвала, ровно паутину, колдовство чужое, и дальше они пошли.
Деревья зашумели, плотнее сдвинулись. Ветки зашипели, ровно змеи, к людям потянулись… Кажется – или и правда блеснула на одной из ветвей голова черная, змеиная?
Укусит – умрешь.
Теперь уж Устя отмахнулась.
Расступились деревья, и змеи не стало.
Стрельцы только креститься успевали. Их-то жуть накрывала, да не так сильно, впереди волхвы шли, они на себя и принимали самый смертный ужас. Илья шел, ругался чуть не в голос.
Вот ведь нечисть какая!
И откуда оно только берется, такое? Что им мешает жить да радоваться? Вот они с Машей живут ведь? А этим обязательно власти надо, пакостить их тянет…
Агафья тем временем еще раз рукой повела. На этот раз поползли в стороны от тропинки разные гады, которые на зов ведьминский явились.
И волк ушел, ровно и не было его тут.
И…
Вот и дом стоит, обычный домик-то, красивый, ровно теремок пряничный, сказочный, постарались мастера для Платона Раенского. А только кажется Устинье, что не дом это, а череп громадный. Смотрит он черными глазами-окнами, скалится дверью-пастью.
А войди-ка внутрь!