Когда танец закончился, и она замерла перед ним в поклоне, Цан Синь сидел, не в силах пошевелиться или вымолвить слово. Его план «вытащить её и проучить» казался сейчас смехотворным, детским лепетом. Он смотрел на эту женщину, свою Лань, и понимал, что это она только что проучила его. Она показала ему всю глубину её души, которую он никогда не мог разглядеть за дворцовыми масками.
И теперь единственным чувством, что переполняло его до краёв, была не императорская воля, а простая, всепоглощающая мужская мысль: «Она моя. И я никому и никогда не отдам её. Никому».
Последний удар барабана замер в воздухе, сливаясь со стуком собственного сердца Цан Синя. Тишина, последовавшая за огненным танцем, была оглушительной. Он видел, как Лань стоит перед ним, опустив голову в формальном поклоне, её плечи тяжело вздымаются, а пальцы всё ещё сжаты в кулаки от нахлынувших эмоций.
И это зрелище — её гордая, отдавшая всю себя фигура на фоне этой позорной обстановки — стало последней каплей. Все его мысли, вся ярость, боль, ревность и вспыхнувшее с новой силой обожание сплелись в один неконтролируемый порыв.
Он резко поднялся с кресла. Его движения были стремительными, как у тигра, делающего решающий бросок. Он не сказал ни слова. Просто за два шага преодолел расстояние, отделявшее его от Лань, и грубо схватил её за плечи.
Лань вздрогнула и попыталась отпрянуть, но было поздно. Сильные руки втянули её в объятия, и прежде чем она успела понять что происходит, его губы жадно и властно прижались к её губам.
Это был не нежный поцелуй влюблённого. Это был поцелуй-притязание, поцелуй-клеймо, в котором было всё: и «я нашёл тебя», и «как ты смела», и «ты принадлежишь мне».
Мозг Лань на мгновение отключился от шока. А потом сработали инстинкты. Инстинкты Снежи, которая однажды уже отбивалась от назойливого ухажёра в тёмном переулке. Её тело среагировало само, без участия разума.
Резко, с короткого замаха, она двинула коленом вверх.
Не рассчитав силу и траекторию в порыве паники, она попала ему не совсем точно, но достаточно болезненно — под колено, в нежную подколенную ямку.
— А-а-аргх! — из горла Цан Синя вырвался не крик, а скорее удивлённый, полный боли стон. Его нога подкосилась, и он, не выпуская её из объятий, тяжело рухнул на одно колено, вытянув вторую, травмированную ногу.
В этот момент его проклятая, ненавистная широкая шляпа слетела с головы и с глухим стуком покатилась по полу.
Лань, вырвавшись из ослабевших рук, отскочила на шаг, готовая к дальнейшей обороне. Её грудь вздымалась, губы горели. И тут её взгляд упал на его лицо.
На знакомое лицо. На эти тёмные глаза, полные сейчас не властности, а чистейшего изумления и физической боли.
Лань застыла, как вкопанная. Ледышка ужаса пронзила её с головы до ног.
— Цан… Синь? — выдохнула она, и голос её оборвался.
Император, всё ещё скорчившись от боли, поднял на неё взгляд. Ярость, обида и шок боролись в его чертах.
— Тан Лань! — прошипел он, и в этом обращении было всё: и её настоящее имя, и фантастичность ситуации.
В голове у Лань пронеслись обрывки мыслей, каждая безумнее предыдущей. «Сын Неба… Император… Я только что ударила императора… Я, Тан Лань, двинула коленом будущего Владыку демонов в публичном доме…»
Её лицо побелело, как мел. Руки задрожали. Весь её гнев, вся ярость и страсть, выплеснувшиеся в танце, мгновенно испарились, уступив место животному, первобытному страху.
— Я… я… — она попятилась, не в силах вымолвить ни слова. Осознание того, что она натворила, было настолько чудовищным, что её разум просто отказался это обрабатывать. Она только что совершила акт величайшего святотатства, за который полагалась одна-единственная кара — мучительная смерть.
Лань вылетела из комнаты «Нефритовая бабочка» как вихрь, сметающий всё на своём пути. Её лицо было белым как снег, глаза расширены от ужаса, а губы всё ещё горели от прикосновения, которое теперь казалось кощунственным. Она не бежала — она неслась, путая двери, пока не ворвалась в их общую комнату, где Сяофэн настраивала цитру, а Мэйлинь с наслаждением доедала пирожное.
— Нас нашли! — выдохнула Лань, хватая ртом воздух. — Он здесь!
Мэйлинь подавилась крошками и уставилась на неё с недоумением.
— Кто «он»? Бандиты? Мы же договорились Ранье заплатить!
Но Сяофэн, чья реакция всегда была острее, уже подняла голову. Её взгляд скользнул по плечу Лань в дверной проём — и остекленел. Её пальцы, только что перебиравшие струны, замерли.
Мэйлинь, видя шок на лице старшей сестры, медленно, как во сне, повернула голову следом.
В дверях, опираясь одной рукой о косяк и слегка прихрамывая, стоял он. Цан Синь.
Его волосы были всклокочены, на лице застыла смесь ярости, боли и решимости, а дорогой, но простой халат выглядел помятым. Но в его осанке, во взгляде не было никаких сомнений — это был Сын Неба.
— О, чёрт… — прошептала Мэйлинь, и её пирожное бесславно упало на пол.
В этот миг Сяофэн проявила скорость, достойную лучшего дворцового гвардейца. Она не стала кричать, спрашивать или паниковать. Она молча, с размаху швырнула свою бедную цитру на кровать — инструмент жалобно звякнул — и, как тигрица, набросилась на Мэйлинь.
— Бежим! — её шипение было похоже на свист рассекаемого воздуха.
Она схватила ошеломлённую младшую сестру за руку и, не глядя на Лань, рванула к противоположной двери, ведущей в чёрный ход и на кухню. Дверь распахнулась и захлопнулась с оглушительным стуком.
Лань осталась стоять одна посреди комнаты, парализованная. Её мозг отказывался работать. Она видела, как силуэт императора отделился от дверного косяка и сделал шаг вперёд. Она попятилась, наткнулась на стол и замерла, как мышь перед удавом.
Цан Синь не бежал за другими. Его взгляд был прикован к ней. Он шёл медленно, слегка прихрамывая, но каждый его шаг отдавался в тишине гулким эхом судьбы.
— Тан Лань, — произнёс он её имя, и в его голосе звучала сталь. — Ты думаешь, у тебя получится сбежать от меня во второй раз? И после… после этого? — Он сделал жест в сторону своей повреждённой ноги, и его лицо исказила гримаса, в которой было и боль, и чистейшее негодование.
Лань бессмысленно покачала головой, не