Проблема состояла в том, что возносить пирамиду за облака можно было лишь при условии полной уверенности покупателей облигаций (кредиторов государства) в том, что с ними расплатятся при любых обстоятельствах. Если на финансовом рынке возникает паника, новые кредиторы перестают покупать облигации, а старые начинают их спешно «сбрасывать», благо никто не обязан ждать срока выплаты денег правительством и может продавать ценные бумаги на рынке по рыночной цене. Падение этой цены является лучшим показателем ненадежности государства как заемщика. Если курс облигаций падает, значит, от них избавляются быстрее, чем приобретают. В такой ситуации государство может поддержать курс, если станет само скупать облигации на рынке, но, как мы помним, всю эту историю оно затевает именно потому, что не имеет свободных денег даже на выплаты предприятиям. Поэтому паника на финансовом рынке часто оборачивается падением пирамиды госдолга. Именно такая ситуация и получилась в России второй половины 1990-х.
Первым серьезным препятствием на пути финансовой стабилизации оказались президентские выборы 1996 года. Основным соперником Бориса Ельцина являлся коммунист Геннадий Зюганов, принципиально осуждавший капитализм, и у инвесторов, вкладывавших деньги в приобретение облигаций, возникли сомнения в том, сохранится ли система госдолга в случае смены президентов. Не откажутся ли «большевики» от государственных обязательств перед инвесторами, как это было после революции 1917 года? Разные игроки по-разному оценивали вероятность краха госдолга. Кто-то настроен был оптимистично, полагая, что Ельцин победит или, по крайней мере, если победит Зюганов, новая власть будет выполнять обязательства, принятые старой. Кто-то был настроен пессимистично и, продав свои облигации, больше не инвестировал средства на этом рискованном рынке. Оптимистов оказалось все же побольше, чем пессимистов. В итоге рынок государственного долга не рухнул, но возросла доходность ценных бумаг: проще говоря, государству для привлечения новых денег приходилось больше платить инвесторам в расчете на каждый вложенный рубль. И без того небогатое государство впало в еще большую зависимость от госдолга. Снизилась вероятность того, что оно расплатится со всеми долгами в обозримой перспективе.
Ельцин победил на выборах, и, казалось бы, дело должно было пойти на лад. Однако в 1997 году возникли новые проблемы, на этот раз связанные с состоянием дел в мировой экономике. Эти проблемы в очередной раз показали, что нанести сокрушительный удар по слабой финансовой системе может что угодно: и политическая нестабильность внутри страны, и экономическая нестабильность вовне. Некоторые азиатские страны во второй половине 1997 года оказались под воздействием серьезного экономического кризиса. Инвесторы, не доверяя этим странам, стали выводить оттуда капиталы, вкладывая их в наиболее надежные активы: например, в государственные бумаги США.
Поначалу казалось, что восстанавливающаяся российская экономика не будет затронута кризисом. Напротив, некоторые государственные деятели полагали, что бегущие с азиатских финансовых рынков капиталы могут осесть в России и поддержать наш рынок (в том числе систему госдолга). Увы, действительность оказалась иной.
Финансовая паника, распространявшаяся по разным уголкам Азии, дошла и до России. Инвесторы не оценили намечавшееся уже в 1997 году укрепление экономики. Трудно сказать точно, почему бедствия не миновали Россию. Возможно, паника оказалась столь сильной, что даже финансовые эксперты уже не вникали в детали, а возможно, они заранее пришли к справедливому выводу, что главные паникеры все равно побегут из России и потому в целях собственной безопасности лучше начать бегство раньше их. Как бы то ни было, в 1998 году азиатский финансовый кризис полностью захватил нашу страну. Инвесторы, кредитовавшие правительство, вновь стали «сбрасывать» государственные облигации, вкладывать высвободившиеся таким образом деньги в иностранную валюту и выводить ее за рубеж — в надежные «финансовые гавани» развитых стран мира.
Правительство и Центральный банк пытались этому противостоять, однако их усилий оказалось недостаточно. Не помог и спешно полученный кредит Международного валютного фонда (МВФ), который предполагалось потратить на поддержание курса российского рубля и курса государственных ценных бумаг. В августе 1998 года властям пришлось отказаться от этой поддержки. Рубль рухнул, обесценившись за несколько месяцев примерно в пять раз (это принято не совсем точно называть августовской девальвацией), а от выплат по государственному долгу пришлось на долгое время вообще отказаться (это принято называть дефолтом). Те инвесторы, которые не успели продать облигации и вывести деньги, понесли ущерб.
Важнейшим печальным последствием, которое нас интересует в связи с темой этой книги, стали потери, понесенные в результате падения рубля большинством российского населения. Рухнувший рубль резко и существенно снизил уровень реальных доходов граждан. Во-первых, произошло значительное удорожание импортных товаров. Покупатели, которые не могли или не желали перейти на приобретение отечественных заменителей, вынуждены были платить в несколько раз больше за те же самые товары, которые приобретали до августовского кризиса. Во-вторых, подорожали, хотя, как правило, не в такой степени, и отечественные товары. Связано это было, с одной стороны, с ростом издержек (удорожанием импортного сырья и материалов, необходимостью повысить зарплату работникам), а с другой — с тем, что отечественные производители воспользовались возможностями, которые были у них в связи с отсутствием сильной рыночной конкуренции.
Кроме падения реальных доходов населения важнейшей проблемой, связанной с девальвацией, оказалось обесценивание сбережений, созданных гражданами на протяжении девяностых и хранившихся в рублях, а не в иностранной валюте. Получалось, что даже те группы, которые выиграли от преобразований, были долгое время довольны своим положением, хорошо зарабатывали и копили деньги на приобретение домов, квартир, автомобилей, бытовой техники или, скажем, на хороший летний отдых, вдруг оказались в числе проигравших. В первые годы реформ они обычно меняли рублевые доходы на наличную валюту, что часто нелегко было сделать. Спрос на американские доллары или немецкие марки в обменных пунктах был столь велик, что приходилось порой бегать от одного окошка к другому в поисках вожделенных купюр. Это было утомительно и унизительно. Поэтому, как только во второй половине 1990-х сформировалось доверие к рублю, многие хорошо зарабатывавшие граждане предпочли иметь рублевые депозиты в коммерческих банках вместо долларовых пачек, запиханных в стеклянные банки из-под консервированных огурцов. И вот их доверие вдруг рухнуло!
В целом получилась следующая картина. Миллионы российских граждан, которые в той или иной степени проиграли (или чувствовали себя проигравшими) от рыночных преобразований первой половины 1990-х годов, худо-бедно терпели трудности и даже готовы были до поры до времени поддерживать ельцинскую систему в надежде на позитивные перемены. Но терпеть трудности, не теряя надежд, можно лишь ограниченное время. В 1993 году российское общество демонстрировало еще в