Пути России от Ельцина до Батыя: история наоборот - Дмитрий Яковлевич Травин. Страница 71

на принятие решений влияли текущие обстоятельства, но на фоне оттока интеллектуалов стало формироваться пессимистическое представление о будущем. Все чаще приходится слышать, что проблемы, из-за которых люди эмигрируют (или уходят в так называемую внутреннюю эмиграцию, стремясь спрятаться, исчезнуть, затаиться в ожидании новых трагедий), являются не случайными, конъюнктурными, но фундаментальными. Все чаще приходится слышать, что складывавшаяся столетиями русская ментальность несовместима с демократией, толерантностью, европейскими ценностями. Все чаще приходится слышать, что автократия соответствует нашей веками складывавшейся культуре, что рабство у нас в крови, что мы окуклились и не реагируем на вызовы XXI века, предпочитая слушать, как скрипят наши старые скрепы. Подобные представления о будущем лишают надежд тех, кто при иных обстоятельствах хотел бы жить, трудиться и растить детей в России. Это очень серьезная проблема, которую мы недооцениваем, поскольку она разъедает Россию незаметно. Не видно со стороны, что творится в мозгах миллионов мыслящих людей, но те решения, которые они со временем примут под воздействием нарастающего пессимизма, могут существенно усугубить и без того непростое положение в стране.

Я не могу нарисовать иную картину будущего, поскольку, как отмечал выше, его не знаю. Но я могу, изучая прошлое, определить, есть ли основания говорить о формировании особой русской культуры, невосприимчивой к переменам, или распространенные представления о подобной деструктивной ментальности не более чем миф, а все то, что не нравится нам в российском прошлом, является лишь этапами, преодоленными на долгом историческом пути. Книга, которую вы прочли, показывает, что проблемы российской истории не укоренялись в культуре, не становились частью национальной ментальности. Они возникали в виде рациональной реакции на задачи, которые приходилось решать государству, и со временем преодолевались (но лишь тогда, когда становились неактуальными породившие их обстоятельства). Другие европейские государства точно так же сталкивались с проблемами и преодолевали их по мере трансформации обстоятельств, хотя задачи, которые им приходилось решать, могли быть иными и, соответственно, иными оказывались решения. У России не было никакого особого пути — иррационального, мессианского, неевропейского. Но у исторического пути России были особенности, как и у исторического пути любой другой европейской страны. Особенности любой страны порождались характером экономического развития региона, в котором она находится, характером войн, которые необходимо было вести с соседями, характером социальных слоев и групп интересов, которые оказывали влияние на важные государственные решения, характером революций, через которые приходилось проходить, и даже множеством случайностей, неизбежно встречающихся на долгом историческом пути.

Если наше прошлое — это цепочка рациональных решений, связанных с конкретными обстоятельствами, то нет никаких оснований полагать, что в будущем на пути развития России вырастет ментальная стена, не позволяющая принимать новые рациональные решения и трансформировать страну в соответствии с новыми задачами. Можно утверждать, что культура, которая якобы держит Россию в плену, не позволяя принять европейские ценности, не более чем миф. Не существует исторических фактов, свидетельствующих о наличии такой культуры, но существуют факты (и мы их здесь проанализировали), свидетельствующие о том, что все меняется под воздействием множества обстоятельств.

Вышесказанное, правда, не следует воспринимать как некую предопределенность западного крена России в ближайшем будущем. Наша страна стремилась к европейским ценностям в те эпохи, когда сила Европы была очевидна, и сторонилась этих ценностей во времена, когда многим казалось, что Европа запуталась в своих противоречиях и не может быть примером для России. Петровские преобразования прошли в эпоху, когда сила европейских армий и эффективность европейских бюрократий были очевидны. Великие реформы Александр II осуществил в эпоху, когда уже дала свои плоды индустриальная революция, основанная не на рабском (крепостническом) труде, а на труде свободного наемного рабочего. Горбачевская перестройка началась в эпоху, когда европейское общество потребления стало соблазном для каждого, кто о нем узнавал: от генерального секретаря ЦК КПСС до рядового советского туриста. А вот большевистский Октябрьский переворот произошел на исходе кровавой мировой войны, когда многие видели в происходящем «закат Европы» и безудержно фантазировали о возможных альтернативах «загнивающему империализму».

В последние годы многие вновь видят на Западе признаки заката. Медленное экономическое развитие, неустойчивые пирамиды государственного долга, безудержная и часто бессмысленная бюрократизация, миграционные кризисы и связанный с ними подъем «новых правых» — все это не может не влиять на будущий выбор России. Европейская демократия преодолевала в прошлом и не такие преграды. Но не бывает успехов, которые живут вечно. Демократия вновь и вновь должна доказывать свою рациональную эффективность, свою способность решать проблемы, которые стоят перед странами, выбирающими будущее. Выбирает будущее и наша страна. Выбирает, ориентируясь не на свое прошлое, а на то настоящее, что существует в XXI веке. Выбирает, глядя на демократический Запад и на авторитарный Восток. Выбирает рационально, сравнивая плюсы и минусы. Именно из такого рационального выбора, а вовсе не из иррациональных установок на прошлое вырастает наше будущее. Это очень важная проблема. Но эта проблема уже для иной книги.

Библиография. Авторский взгляд

В такой книге, охватывающей долгий исторический путь России, невозможно дать полную библиографию, да и с сокращенной возникают проблемы, поскольку каждому периоду развития страны посвящено множество самых разнообразных трудов, из которых непросто выделить лучшие. Поэтому в приведенном ниже списке я предлагаю читателям авторский взгляд на полезные для дальнейшего изучения книги: библиографию, которую я считаю оптимальной. В ней собрано 50 книг последних десятилетий. Что же касается исторической классики, то из нее я выделил бы, пожалуй, «Курс русской истории» Василия Осиповича Ключевского и «Очерки по истории русской культуры» Павла Николаевича Милюкова. Положа руку на сердце, надо признать, что «Историю России» обожаемого мной «многотомнейшего» Сергея Михайловича Соловьева целиком осилит лишь редкий читатель. В отношении Николая Михайловича Карамзина, открывшего читателю наше прошлое, Натан Эйдельман вслед за Пушкиным справедливо заметил, что он хоть и великий историк, но все же — последний летописец. И это наложило свой отпечаток на «Историю государства Российского». А на «Русскую историю» Михаила Николаевича Покровского наложило отпечаток его увлечение марксизмом.

Авен П., Кох А. Революция Гайдара: История реформ 90-х из первых рук. М.: Альпина Паблишер, 2013.

Анисимов Е. Время петровских реформ. Л.: Лениздат, 1989.

Анисимов Е. Россия без Петра. 1725–1740. СПб.: Лениздат, 1994.

Анисимов Е. Дыба и кнут. Политический сыск и русское общество в XVIII веке. М.: Новое литературное обозрение, 1999.

Анисимов Е. Петр Первый: благо или зло для России? М.: Новое литературное обозрение, 2017.

Биллингтон Д. Икона и топор. Опыт истолкования истории русской культуры. М.: Рудомино, 2001.

Булдаков В. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М.: Российская политическая энциклопедия, 2010.

Булдаков В. Утопия, агрессия, власть. Психосоциальная динамика постреволюционного