Начальник стражи вздрогнул, пробормотал проклятия и, развернувшись, вышел из кабинета, торопливо запирая дверь. Его шаги быстро затихли, он ушёл разбираться с источником шума.
Дзюнъэй выдохнул. Дрожь, которую он сдерживал, вырвалась наружу. Он прислонился лбом к холодному дереву сундука, пытаясь успокоить бешеный ритм сердца. Это было слишком близко.
* * *
Через час он был уже на месте встречи с Акари — в заброшенном кладовом помещении рядом с кухней.
— Ну что? — тут же спросила она, её глаза блестели в темноте. — Принёс нам билет к победе или будем прорываться с боем?
В ответ Дзюнъэй молча развернул рисовую бумагу. Даже в скудном свете, пробивавшемся из щели, было видно, что это безупречная копия. Все линии, все пометки, даже печать — всё было на своих местах.
Акари свистнула, впечатлённая.
— Ничего себе. Ты это… в темноте?
— В темноте, — кивнул он, и в его голосе сквозилa усталость и гордость за идеально выполненную работу.
— Старина Дзин был бы в восторге от такой аккуратности, — пошутила она, аккуратно принимая свёрток, как драгоценность. — Ладно, герой. Пора валить отсюда, пока наш друг-начальник стражи не решил провести внеплановую проверку отхожих мест. И да, не обижайся, но я пнула именно твой любимый котел.
Они растворились в ночи так же незаметно, как и появились. На следующее утро Кагэнори получил донесение, что два подённых рабочих самовольно покинули замок, не дождавшись расчёта. Он лишь махнул рукой — кого волнуют какие-то оборванцы?
Он не знал, что эти оборванцы унесли с собой ключ к его гибели. Через неделю их покровитель, даймё Уэсуги, использовал полученные карты для молниеносного рейда, обойдя все новые укрепления и застав гарнизон врасплох. Замок пал за несколько часов.
Работа Дзюнъэя спасла сотни жизней солдат Уэсуги и принесла клану Тенистой Реки не только щедрую оплату, но и нечто более ценное — репутацию. Репутацию тех, кто может изменить ход войны, даже не обнажив клинка.
* * *
Воздух в этой части пещеры был другим. Он был густым, сладковатым и опасным. Пахло сушёными травами, грибами сомнительной свежести, химикатами и чем-то металлическим, что щекотало ноздри и предупреждало: здесь не место для ошибок.
Лаборатория мастера ядов, О-Судзу, напоминала логово сумасшедшего алхимика. Повсюду стояли банки, склянки, тигли и ступки с пестиками. На полках сушились пучки зловещих растений, а на стенах висели схемы человеческого тела с отметками о точках воздействия.
Сама О-Судзу была маленькой, сухонькой старушкой с глазами-буравчиками и пальцами, вечно окрашенными в разные оттенки жёлтого, зелёного и фиолетового. Говорили, что она могла убить человека взглядом, но предпочитала делать это с помощью диетических добавок — так было изящнее.
— А, новобранцы, — проскрипела она, увидев Дзюнъэя и Акари на пороге. — Пришли узнать, как отправлять людей к предкам с изыском? Мило. Проходите, не топчитесь. И не дышите слишком глубоко. Вам ещё ваши лёгкие пригодятся.
Они осторожно прошли внутрь.
— Многие думают, что наше ремесло — это просто «подсыпать яду в суп», — начала О-Судзу, бесцеремонно сунув Акари в руки пучок безобидных на вид листьев. — Понюхай. Что чувствуешь?
Акари осторожно понюхала.
— Ну… пахнет травкой. Сеном.
— Правильно! — О-Судзу выхватила листья обратно. — Это и есть сено! Просто сено! Первое правило: никогда не доверяй внешнему виду. Самое смертоносное зелье может пахнуть жасмином и иметь вкус мёда. — Она повернулась к Дзюнъэю. — Ты! Как думаешь, что важнее в нашем деле? Сила яда или его количество?
— Количество? — предположил Дзюнъэй.
— Не-а! — старуха ткнула ему в грудь заострённым кончиком сушёного корня. — Точность! Дозировка! Капля одного и того же яда может быть лекарством, может вызвать недельную мигрень, а может остановить сердце. Убить может каждый дурак с топором. Заставить человека болеть ровно три дня, с температурой, слабостью и полным отсутствием интереса к политике, а потом благополучно выздороветь — вот это искусство. Это симфония, мальчик мой! Симфония из симптомов!
Она засуетилась, хватая с полок разные склянки.
— Смотрите! Вот кора белой ивы — снимает жар и боль. А вот корень чемерицы — вызывает жар, тошноту и… ну, в общем, обильное выделение жидкостей со всех отверстий. Задача — смешать их так, чтобы второй эффект ненадолго пересилил первый, создав убедительную картину лихорадки. Но! — она подняла палец, — нужно добавить щепотку сушёных листьев мяты, чтобы перебить характерный горький привкус чемерицы. Наш цель — не отравить, а обмануть. И его вкусовые рецепторы тоже.
Она принялась показывать им другие снадобья: грибы, вызывающие временный паралич; рыбу фугу, яд которой в микродозах даёт ощущение эйфории и лёгкости, а в больших — смерть; цветы, от которых слезятся глаза и появляется насморк, идеально имитирующий простуду.
— Юмор — наше главное оружие, — заявила она неожиданно, растирая в ступке какой-то синюшный порошок. — Представьте лицо врага, когда он неделю чихает и сморкается, а потом всё внезапно проходит! Он будет думать, что на него наслали порчу, а не то, что его просто грамотно пролечили отравой для крыс. Это же смешно!
Акари смотрела на всё это с практическим интересом. Дзюнъэй же чувствовал растущую тяжесть. Это была не просто наука. Это была игра в Бога.
Их вызвал Оябун. На этот раз задание показалось им странно простым после штурма замков и краж печатей.
— Монах Сэйдо, — сказал Мудзюн. — Советник даймё Мидзуно. Он известный миротворец, голос разума. Через три дня начнутся переговоры о границах с кланом Курода. Наш заказчик, влиятельный купец, кровно заинтересован в том, чтобы эти переговоры провалились. Он наживается на приграничных конфликтах.
— Убрать монаха? — уточнила Акари.
— Нет. Вывести из игры. На время. Он страдает мигренями и регулярно заказывает у травника особый сбор. Вам нужно подменить его на наш, специальный. Чтобы у него началась сильнейшая лихорадка. Не смертельная, но достаточная, чтобы он не мог участвовать в переговорах. Без его трезвого ума даймё Мидзуно пойдёт на поводу у ястребов в своём совете. Конфликт будет неизбежен.
Задание было ясным. Но у Дзюнъэя ёкнуло внутри. Что-то было не так.
Чтобы выполнить задание, нужно было изучить цель. Дзюнъэй отправился в город, в район, где жила интеллигенция и духовенство. Он стал невидимым слушателем.
Он слышал, как торговцы на рынке с уважением отзывались о монахе Сэйдо, который вступился за них, когда солдаты хотели конфисковать товары за долги. Он видел, как Сэйдо собственноручно раздавал милостыню нищим у ворот храма, не афишируя этого. Он подслушал разговоры учёных мужей в чайном доме, которые восхищались его мудростью и стойкостью.
А затем он услышал имя заказчика. Того самого «влиятельного купца». И всё встало на свои