– Жаль, что сегодня не пришёл познакомиться, – сказала я.
– Он немощен и очень занят, деточка, – сказал Валор с чуть слышным укором. – Мне, право, жаль, что в резиденции Иерарха некому настроить связь через зеркало. Лучше бы он присутствовал, не покидая своей кельи, через зеркальное стекло: он так стар и хрупок, что я невольно боюсь, как бы с ним не случилось чего-нибудь дурного. И в то же время меня радует, что он прибыл лично. Мне кажется, он заметит всё, что нужно, несмотря на почтенный возраст.
– Удивительный дед, – сказала я. – Я думаю, скорее он будет бояться, чтоб с нами чего-нибудь не случилось. В свите Иерарха такие попадаются… ад должен бы по углам шугаться, как нашкодивший кот.
– Исчерпывающая характеристика, – я услышала в голосе Валора явственную улыбку.
Потом мы закрутились до вечера.
Валора выдернули в Штаб. Я оставила Ричарда в лаборатории Ольгера, потому что меня срочно позвали в госпиталь. Я там привязала двумя Узлами душу, у которой не осталось тела. Ну просто не из чего было сделать протез: всего-то несколько обгорелых костей. Жрун, гад, его сжёг. А призрак остался и надеялся. Ребята растерялись – но у меня-то уже была отработанная метода.
Пока Рауль переделывал стандартную фарфоровую маску, я рассказала призраку, что протез из обезличенных костей никогда не станет для него окончательно своим телом. Но призрак был слишком серьёзно настроен: на Жемчужном Молу погибла вся его семья. Он хотел воевать до победы, мстить и гнать – а там будет видно.
– Если я потом, когда разобьём гадов, попрошу вас, леди, чтобы вы меня отпустили на лоно Господне, к Селине и деткам, вы ведь отпустите? – спросил он.
Я просто душу в кулак зажала, чтобы не разреветься. И пообещала:
– Если вы захотите после победы уйти, то отпущу.
И этот герой вошёл в такой же обезличенный вычищенный протез, как и наши фарфоровые морячки, благо на складе Фогеля всегда хранились такие, на всякий случай. Мы держали их для моряков, но какая разница. Парень нормально вошёл в это тело, без всяких неожиданностей. И типичное эльфийское, ещё работы Глены, лицо его не смутило.
– Винтовку теперь могу держать – и ладно, – сказал он. – Всей душой вам благодарен, леди.
Фрейн его благословил на прощание – и я тоже, если благословение некромантки что-то значит. Байр и Норвуд посмотрели на обряд – значит, не растеряются в следующий раз. И закончили мы, как раз когда уже начинало темнеть.
Я подумала, что мне уже надо быть во Дворце. У меня было предчувствие огромной силы, я думала, что ведь должно что-то произойти сегодня в Сумерки – я вызвала мотор, потом бежала со всех ног, но всё равно опоздала.
Вернее, пожалуй, успела – но в самый последний момент.
Влетела в нашу гостиную в тот момент, когда Ричард перелезал через раму! Зеркала! А с той стороны стекла стоял Олгрен с очень сложным выражением лица. С таким… выжидательным, что ли. Экспериментальным.
– Э! – завопила я. – Отдай, вампир! Это мой ясновидящий!
Олгрен расхохотался. А Ричард растерялся, смутился и потащил ногу обратно. Зрелище впрямь вышло уморительное.
– Куда ж ты, боец? – осведомился Олгрен, ещё смеясь. – А как же перелесские вампиры?
– Так леди же… – окончательно смутился Ричард.
– Пригласим и леди, если уж она прибежала, – выдал Олгрен совершенно невозмутимо. – В моё время дамы особенно смелых нравов иногда носили мужские панталоны. Может, вам тоже научиться? Грустно смотреть, как вам мешают юбки, тёмная леди.
– Вместо того чтоб клыки скалить, лучше дай леди руку, – фыркнула я.
Олгрен перегнулся через раму, взял меня за талию, гад, и перенёс в инобытие, как пёрышко. Я даже не успела возмутиться.
– Это тот свет? – спросил мне в затылок Ричард, тоном то ли восхищённым, то ли перепуганным.
Олгрен чудовищно самодовольно ухмыльнулся.
– Это вампирские пути, – буркнула я. – Видишь, как это выглядит!
– Как затонувший парусник… – прошептал Ричард.
Я посмотрела на него, а у него глаза широко раскрылись, как у мальчишки в ночь на Новогодье: вот сейчас снежные феечки полетят. И таким же очарованным взглядом он посмотрел и на Олгрена, и на меня за компанию.
– Ты хотел видеть Сумерки – вот они, – сказал Олгрен. – С этой стороны зеркала всегда Сумерки. И никто из нас не покидает этого места между двумя зорями.
Ричард покивал. Я диву давалась, как он смотрел на Олгрена. Мне даже показалось, что он видит Олгрена без вампирского морока: так смотрят не на вампира, а на… другую сущность.
На Божьего вестника, быть может.
Но не боялся Ричард вообще.
– А вы мне покажете наших, светлейший Князь? – спросил он снизу вверх.
Ну что. Утвердил меня в этой мысли. Потому что гламор, прикрывающий истинное обличье Олгрена, ни на что светлейшее не тянул. Я лично видела только его древний адмиральский мундир с потускневшими галунами, обтрёпанные манжеты и штаны, засунутые в сапоги со сбитыми носками. И физиономия у Олгрена соответствовала всему этому, как клинок ножнам: просто пиратюга, типичный морской змей с наглым взглядом.
Но я помнила.
А вот Ричарда вся эта шелуха не обманула ни на секунду. Действительно интересно.
– Конечно, покажу, – сказал Олгрен.
Прямо серьёзно сказал. Мне показалось, что в некотором роде даже уважительно.
А мне подал руку: мол, идём вниз, в этот их трюм, так чтобы леди не оступилась. На самом же деле мы с ним обменялись… он обменял Силу вампира на мой Дар, только без поцелуйчиков и всего этого средневекового антуража. Мы уже просто могли, без всяких вассальных почестей, – потому что кто из нас главнее, не разобраться – а по-товарищески. И как союзники.
Смыл он мою давнюю усталость ледяной искрящейся волной своей Силы. Даже двигаться было легче. Я на него посмотрела благодарно – а он только ухмыльнулся.
А Ричард, похоже, всего этого не замечал – или ему дела не было. Он шёл так, будто знал или чуял, куда ему идти. И лицо у него как-то заострилось и стало жёстче. Не просто целеустремлённость читалась, а прямо-таки отточенная мысль.
Олгрен впустил нас в трюм.
Эти двое выглядели не блестяще, но и не гнилыми трупами. Я бы сказала: как люди в плену. Я почти не чувствовала их вампирской Силы. Но Ричард…
Ох, я дорого бы дала, чтобы понять, как он их увидел! Потому что он выпрямился и вздёрнул подбородок. И сжал кулаки.
И они, видимо, тоже увидели его как-то особо, потому что уставились именно на него,