Меня провели в знакомый кабинет, где пахло сандалом и дорогим табаком. Аглая Степановна стояла у окна, повернувшись ко мне спиной. Она не обернулась, когда я вошел.
— Аглая Степановна, рад вас видеть, — бодро начал я. — Путь был долог, но крайне успешен. И…
Она медленно повернулась. Я ожидал увидеть деловую улыбку, может, сдержанное любопытство. Но ее лицо было похоже на ледяную маску. Глаза, всегда умные и живые, смотрели на меня с холодной, неприкрытой яростью.
Я осекся на полуслове.
Она сделала шаг мне навстречу, и каждое слово, произнесенное ее тихим, звенящим от гнева голосом, ударило меня, как пощечина.
— Вы посмели явиться ко мне на глаза? — прошипела она. — Вы меня обманули, сударь. Вы мошенник!
Глава 8
Глава 8
Я молчал.
Просто стоял и смотрел на нее, принимая этот удар. Ее гнев был подлинным, но я еще не понимал его источника. А потому ждал, что она скажет дальше, выдав причину этой бури. Внутри все было холодным и ясным, как сибирский лед.
Она не заставила себя долго ждать. Пройдя к своему массивному письменному столу, легонько коснулась кончиками пальцев аккуратной стопки бумаг. Я узнал почерк Рекунова.
— Я ждала вестей по нашим договоренностям, а получала доклады о том, что вы не пойми чем занимаетесь! — начала она, и каждое слово было выверено. — Вы занимались своими личными делами, сударь, на мои деньги и под прикрытием моего имени!
Теперь становилось понятнее. Сухие, лишенные контекста доклады моего охранника, помноженные на ее долгое ожидание, создали уродливую картину. Она видела не стратегию, а растрату.
Но я чувствовал, что это не все. Это была лишь прелюдия. Главный удар еще впереди.
— И я долго не могла понять, зачем вам этот маскарад, — продолжила она, видя, что я не перебиваю. — Зачем нужно было втягивать меня в свои интриги. Пока не поговорила с человеком, который знает толк в сибирском золоте. Я пригласила сюда Михаила Сибирякова.
При этом имени я внутренне напрягся. Сибиряков. Акула. Один из крупнейших игроков на рынке золотодобычи, первый, кто нашел золото на Бодайбо, как я помнил.
— Он мне все объяснил. — В ее голосе звучало ледяное презрение. — Он подтвердил мои худшие опасения. На Бодайбо нет золота! Вся ваша затея — обман, чтобы я оплачивала ваши личные нужды!
Теперь все встало на свои места. Доклады Рекунова и слова Сибирякова. Она сложила два и два и получила предательство.
Она сделала шаг мне навстречу, ее глаза взгляд впился в мой.
— Вы мошенник! — повторила она, но теперь это слово прозвучало не как обвинение, а как окончательный, не подлежащий обжалованию приговор.
— Аглая Степановна, — наконец произнес я, и мой голос прозвучал спокойно, может быть, даже слишком спокойно в наэлектризованном воздухе кабинета. — Вы — одна из самых умных и проницательных женщин, которых я встречал. Так что на мгновение отбросьте гнев и включите тот холодный расчет, который и сделал вас хозяйкой этой торговой империи.
Я сделал шаг к ее столу, входя в полосу солнечного света.
— Михаил Сибиряков. Человек, чьи прииски простираются на тысячи верст. Он потратил недели, если не месяцы, на дорогу сюда, в Кяхту. Зачем? Чтобы безвозмездно, из чистой доброты душевной, спасти вас от невыгодного вложения? Предупредить конкурента? Вы сами в это верите?
Она молчала, но я видел, как в ее глазах на мгновение промелькнуло сомнение. Лед тронулся.
— Есть лишь одна причина, по которой такой человек, как Сибиряков, станет утверждать, что где-то нет золота, — продолжил я, чеканя каждое слово. — Это означает, что он сам его там уже нашел. И теперь он пытается самым дешевым и эффективным способом избавиться от будущих конкурентов. От нас с вами. Он не спас вас, Аглая Степановна. Он нагло и цинично попытался вас одурачить.
Я видел, как она колеблется. Мои слова были логичны, но ей требовались доказательства. Она поверила Сибирякову, потому что он был реальной силой, а я в ее глазах — лишь автором смелого, но бездоказательного проекта. И я решил дать ей доказательство. Самое весомое из всех.
— Вы обвиняете меня в том, что я продал вам «пустой слух», — я усмехнулся. — Вы правы. Это уже давно не слух.
Я выдержал паузу, глядя ей прямо в глаза.
— Это уже учрежденное в столице акционерное общество «Сибирское Золото».
Она вскинула брови. Этого она не знала. В ее картине мира это было нестыковкой.
— С уставным капиталом в семь миллионов рублей серебром.
Ее глаза расширились от изумления. Сумма была колоссальной. Я видел, как в ее голове заработали счеты, как она мгновенно оценила масштаб игры, о котором даже не подозревала.
— Чтобы провернуть такое в Петербурге, — продолжил я, нанося последний, решающий удар, — мне пришлось привлечь в долю Василия Кокорева. И знаете почему, Аглая Степановна? Потому что здесь, в Сибири, ваше имя открывает многие двери. Но там, в кабинетах Сибирского комитета, где решается судьба целых губерний, ваше имя — пустой звук.
Я видел, как она вздрогнула, словно от удара. Это было жестоко, но правдиво.
— На ваше имя нам бы выделили одну делянку. И мы бы упустили все остальное. А я пришел просить у них не кусок пирога. Я пришел забрать весь пирог целиком. Для этого мне пришлось создать общество и привлечь тех, с кем в столице считаются. У меня не было выбора, если мы хотели построить поистине великое дело, а не просто очередной прииск.
Я закончил. Все мои карты были на столе. Я ждал, что ее деловая хватка возьмет верх над уязвленной гордостью. Что она оценит стратегическую глубину моего маневра.
Она смотрела на меня долго, и ее лицо было непроницаемо. Гнев ушел, сменившись чем-то другим, еще более холодным и окончательным.
— Я все поняла, — наконец произнесла она, и в ее голосе не было ни капли тепла. — Вы действительно провернули в столице большое дело, Владислав Антонович. Только сделали это так, будто я вам не компаньон… а всего лишь денежный мешок. Приказчик, которого ставят перед свершившимся фактом.
Это было хуже, чем крик. Она не оспаривала мою логику. Она выносила вердикт моим методам. Я видел в ее глазах не просто гнев — я видел оскорбление. Оскорбление, нанесенное не женщине, а равному