Яна Истиславовна кивнула.
— Это также годное решение. В Сумеречной Долине стоит Обитель, в которой обретается Великий Архимаг Путей Берислав. Случись потребности — и он тотчас же подсобит словом али делом.
— Не говоря уже о том, что Сумеречная Долина относится к землям рода, — усмехнулся Святогор. — Нам же проще будет наладить сообщение и снабжение. Полагаю, вопрос питания ещё не поднимался? Думаю, я смогу урегулировать его без лишних проволочек. Сформированный отряд получит возможность постигать познания, не тревожа себя пустыми думами о насущном.
А вот это действительно прекрасная новость.
— На том и порешили…
Строго говоря, основные вопросы утрясли. Мы выяснили, где будем готовить отряд. Уладили вопросы снабжения питанием: его взял на свой контроль Святогор. Кроме того, договорились, что в скором времени снабдим Бериславских запасом препаратов для Златы. По большому счёту, отнимать время хозяев имения не было практического смысла.
Вместе с тем, обсуждение технических деталей продолжалось ещё долго, и активность сторон не утихала. Полезные доводы изрекали как Бериславские (включая Алину), так и Окси.
Глава 18
Ходатайство
Москва
Приёмная Московского Патриархата
Обер-лейтенант Распутина достаточно давно облечена в чин, чтобы иметь свою голову на плечах.
В житейских и наиболее жизненно важных вопросах капеллан руководствовалась своими силами, нормативами и установками, данными ей ещё в девичестве, при обучении.
Даже разрешение критических вопросов дозволялось руке Евы, о чём свидетельствовала её должность капеллана, войскового священнослужителя. Это уже не монашеский постриг и послушничество. Обер-лейтенант — офицер, со своей свободой действия, но и своим уровнем спроса. То, что ей позволялось насколько больше, означало, что с неё и спрашивали строже.
Но обер-лейтенант — не генерал. Ева ещё слишком молода, чтобы ведать многие печали. Из многих она находила выход самостоятельно. Но не изо всех.
Ныне — тому пример.
В приёмной Московского Патриархата её заслушивал непосредственный начальник, под чьим руководством находилась капеллан: Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл.
Очень преклонных лет старец, способный вскоре справить свой столетний юбилей, в повседневной форме одежды сидел в кресле перед выпрямившейся по стойке девушкой. Чёрная, в пол, ряса — обычная, без изысков. Белый клобук с крестом на навершии — тоже. Даже распятие на груди, пусть и было массивным, но лишено какого-то неуместного резного излишества. Посох в руке, приставленный к старческому колену, и тот простой, хоть и с навершием из артефактного камня.
Да и приёмная была обставлена под стать старцу. Всё просто, без вычурности и заявки на бездумное золочение лишними деньгами всего, до чего дотянется взгляд.
— … признаться, Отче, я в замешательстве, — честно, как на духу, выкладывала Ева. — Следуя своим делам в уезде, мне повстречалось знатное, что требует повествования. Но, в то же время, мне повстречался и руководитель Тайной Канцелярии, прямо запретивший распространять сии сведения. Отчётливо помню, что я по гроб жизни служу Святейшему Синоду, и утаивать от него что бы то ни было не имею возможности… Но, иже с ним, я и офицер Российской армии, и служу интересам её воинства и всего Отечества… Какую бы сторону ни избрала, так или иначе на меня падёт кара, та или иная…
Минуту в приёмной было тихо.
Капеллан выдала всё, что могла, не навлекая на себя гнев ни одной из сторон. Вроде, и наказа руководителя Тайной Канцелярии не порушила, и испросила у непосредственного начальника совета в затруднительном положении.
А оно, как раз, таковым и было. Но…
— Из двух зол выбирают наименьшее, чадо мое, — скрипучим голосом произнёс Патриарх. — Попрание тобою обязательств пред Синодом — кара, но во искупление. Епитимью на тебя наложат, да от причастий отлучат на время. Воспротивление же государевым людям — казнь бо смертная. Колесуют али разорвут в назидание иным, ибо изменой Отечеству пригрозили.
Дальнейшие комментарии излишни. Между тем, что окончить свои дни, вздёрнутой по частям тела на колесе или на несколько недель или месяцев оказаться отлучённой от таинств Церкви, выбор невелик. И прав Отче: в одном из случаев всё ещё остаётся возможность искупления проступка, в то самое время как в ином не останется даже захоронения. Казнённых изменников не отпевают и на общих кладбищах не хоронят.
— Ты приняла взвешенное решение, что обратилась за помощью, — продолжил старец. — Теперь, коль раз уж на тебя попытались возложить руки государевы люди, Святейший Синод восстаёт и испрошает с них, а не с тебя. Подай мою резолюцию в подворье: мы с тобой выезжаем до Тайной Канцелярии.
Москва
Тайная Канцелярия
Кабинет полковника Протопопова
Ростислав Поликарпович внимательно выслушал визитёров. Говорил, в основном, гость, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, как старший, изредка испрошая уточнений у подчинённой, капеллана воинства, обер-лейтенанта Распутиной. Выслушал претензии, не нашёл их обязательными к удовлетворению, но и воспитание офицера не позволило ему молча выставить посетителей за дверь без объяснения причин.
— Настоящее прошение не может быть мною удовлетворено, — коротко отозвался полковник.
— Святейший Синод не вмешивается в дела Тайной Канцелярии, — сухо продавил скрипучим голосом старец. — Однако и государевы люди не облечены могуществом любое происшествие объявлять тайным событием. Чем таким предстал тот наёмный дружинник, что вы своим словом понукаете капеллана выступать супротив обязательств пред Синодом?
— Увы, — развёл руками Протопопов. — Вам я не могу ответить даже на этот вопрос. Всё, что касается личности сего ратника, объявлено государственной тайной самолично Великим Императором Всероссийским Александром. Не выросли ещё начальники Тайных Канцелярий чинами, дабы словом своим отменять указы самодержцев. Надеюсь, вы понимаете это, Отче.
— Равно как надеюсь и я на ваше разумение, — неуклонно продолжил давить Патриарх. — Не тому Синоду потребно изыскать помех для вас и вашего аппарата, дабы чинить препятствия да неурядицы. Аки и вы, Синод стремится сотворить превосходство Сил добра над злом. Своим же словом вы препятствуете сообщению, способным к тому. Капелланы — десницы Синода. Каков с них прок, ежели всё вызнанное держат под секретом?
— Господин полковник, — обер-лейтенант подала голос. — Я не имею прав умалчивать увиденное. В деле замешано проклятье. А