— Нет, — горестно завопил лорд Пек. — Неееет! — Дунк, пожалев его на долю мгновения, снова открыл глаза. Вороной жеребец трусил по полю без седока. Дунк перехватил его. Сир Глендон Болл потрясал расщепленным копьем, люди бежали к недвижимому Скрипачу, лежащему ничком в луже. Когда его подняли, он был в грязи с головы до ног.
— Бурый дракон! — крикнул кто-то. По двору пробежал смех, и свет зари омыл Белые Стены.
Как только Дунк и сир Кайл помогли Боллу слезть с коня, где-то затрубил горн, и часовые на стенах отозвались тревожными криками. Из утреннего тумана к замку шло чье-то войско.
— Выходит, Эгг не соврал, — сказал удивленный Дунк сиру Кайлу.
К Белым Стенам двигались знамена лорда Моутона из Девичьего Пруда, Блэквуда из Древорона, Дарклина из Синего Дола. Из подвластных короне земель пришли Хэйфорды, Росби, Стокворты, Масси, солдаты самого короля с тремя королевскими гвардейцами во главе и триста Вороньих Зубов, вооруженные длинными чардревными луками. Сама Безумная Данелла Лотстон выступила из своего страшного Харренхолла; черная броня облегала ее, как стальная перчатка, по плечам струились рыжие волосы.
На восходящем солнце блестели пятьсот пик и вдесятеро больше копий. Над изобилием ярких стягов реяли два королевских дракона на черном поле: красное трехглавое чудище короля Эйериса и белый, выдыхающий алое пламя.
Значит, воевода все же не Мейекар, понял Дунк. Герб принца из Летнего Замка — четыре трехглавых дракона, символ четвертого сына; одинокий белый дракон указывает на десницу короля, лорда Бриндена Риверса.
Во главе войска шел сам Красный Ворон.
Первый мятеж Черного Пламени угас в крови на Багряном Поле, второй кончился пустой похвальбой.
— Нас не сломить, — возвестил со стены Молодой Дейемон. — Дело наше правое. Мы прорубим себе дорогу сквозь их ряды и пойдем на Королевскую Гавань! Трубите, трубы!
Лорды, рыцари и латники, перешептываясь за его спиной, потихоньку уходили к конюшням, к калитке или в укромные места, где надеялись отсидеться. Когда Дейемон поднял над головой меч, всем стало ясно, что это вовсе не Черное Пламя.
— Здесь будет новое Багряное Поле, — посулил он.
— Не пошел бы ты, пиликалка, — ответил на это седовласый оруженосец. — Я хочу пожить еще малость.
В конце концов Дейемон Второй выехал из замка один и вызвал на бой Красного Ворона.
— Я сражусь с тобой, с трусливым Эйерисом или с любым бойцом, которого тебе будет угодно назвать. — Но его попросту окружили, стащили с коня и наложили на него золотые оковы, а стяг его бросили в грязь и сожгли. Дым от горящего знамени был виден на многие лиги вокруг. Единственная кровь, пролившаяся за день, принадлежала человеку лорда Вируэлла: он стал похваляться, что был одним из глаз Красного Ворона и скоро будет вознагражден. «К новой луне я буду валяться со шлюхами и пить дорнийское красное, — успел сказать он, и рыцарь лорда Костейна рассек ему глотку со словами: «Отведай-ка этого. Не дорнийское, зато красное». Все остальные, кто был в замке, выходили из ворот молча, и стальной холм из сложенного ими оружия рос на глазах. Их связывали и уводили прочь дожидаться суда. Дунк шел с сиром Кайлом и Глендоном Боллом; сира Мейнарда они не нашли — ночью он бесследно исчез.
Ближе к вечеру королевский гвардеец сир Роланд Кракехолл отыскал среди пленных Дунка.
— Где вы пропадали, сир Дункан, клянусь седьмым пеклом? Лорд Риверс давно о вас спрашивает. Благоволите пойти со мной.
Длинный плащ Кракехолла, развеваясь на ветру, белел как снег или лунный свет. «Я видел вас во всем белом с головы до ног, в длинном белом плаще», — вспомнилось Дунку. А еще тебе снился дракон, выходящий из каменного яйца, хмыкнул он. Одно столь же бессмысленно, как другое.
Шатер десницы стоял в полумиле от замка, в тени развесистого вяза. Рядом паслись коровы. Короли и десницы приходят и уходят, крестьяне и коровы живут как ни в чем не бывало — так говаривал старый рыцарь.
— Что с ними сделают? — спросил Дунк сира Роланда, проходя мимо сидящих на траве пленников.
— Отведут в Королевскую Гавань на суд. Рыцари и латники отделаются довольно легко — они лишь повиновались своим сюзеренам.
— А лорды?
— Кого-то помилуют, если они чистосердечно во всем признаются и отдадут в заложники дочь или сына. Тем, кто уже получил помилование после Багряного Поля, придется хуже: их ждет заключение и лишение прав, а зачинщики поплатятся головой.
Красный Ворон уже приступил к делу: на копьях у его павильона торчали головы Гармона Пека и Черного Тома Хедля, под ними были выставлены щиты. Три замка, черные на оранжевом. Человек, убивший Роджера из Пеннитри.
Глаза лорда Гармона даже после смерти остались твердыми, как кремень.
— Зачем это? — спросил часовой, когда Дунк закрыл их. — Вороны все равно выклюют.
— Я ему кое-чем обязан. — Не погибни Роджер в тот день, старый рыцарь даже и не заметил бы Дунка, бегущего по улице за свиньей. Началось все с того, что один старый король дал меч одному сыну вместо другого… и вот Дунк стоит здесь, а бедный Роджер лежит в могиле.
— Десница ждет, — поторопил его Роланд Кракехолл.
Войдя в шатер лорда Бриндена Риверса, десницы, бастарда и колдуна, Дунк увидел перед собой Эгга, вымытого и одетого, как подобает принцу. Лорд Фрей сидел на походном стуле с чашей вина в руке и уродцем-сынком на коленях. Лорд Батервелл тоже был тут — коленопреклоненный, дрожащий, бледный.
— Если изменник трус, он не перестает быть изменником, — говорил, обращаясь к нему, лорд Риверс. — Я верю едва ли одному слову из десяти, проблеянных вами, лорд Амброз, и потому оставляю вам десятую долю того, чем вы владели до сего дня. Жену тоже можете оставить себе — совет да любовь.
— А Белые Стены? — дрожащим голосом спросил Батервелл.
— Отойдут Железному Трону. Я разрушу ваш замок до основания и присыплю солью ту землю, где он стоял. Лет через двадцать никто и не вспомнит о Белых Стенах. Старые дураки с молодыми бунтарями до сих пор совершают паломничества на Багряное Поле и сажают цветы на месте гибели Дейемона Черное Пламя — второго памятника черным драконам я создавать не намерен. Пошел прочь, таракан, — махнул рукой Риверс.
— О, как вы добры, десница. — Батервелл вышел вон, раздавленный горем — даже Дунка, кажется, не узнал.
— Вы тоже ступайте, лорд Фрей, — приказал Риверс. — Договорим после.
— Хорошо, милорд. — Фрей с сыном удалились, и десница наконец повернулся к Дунку лицом.
В тот единственный раз, когда Дунк видел