Утро, однако, казалось очень далеким. В голове у Дунка кишели драконы, черные и красные, шахматные львы, старые щиты, поношенные сапоги, ручьи, рвы, плотины и непонятные для него пергаменты с королевской печатью.
Присутствовала там и она, Горячая Вдова, Роанна — ее веснушчатое лицо, тонкие руки, длинная рыжая коса. Из-за этого он чувствовал себя виноватым. Ему должна сниться Тансель, а не вдова — Тансель по прозвищу Длинная, но для него в самый раз. Она раскрасила его щит, а он спас ее от Огненного Принца, но еще до назначенного ему испытания Тансель исчезла. «Она не хотела видеть, как я умру», — твердил себе Дунк, но наверняка он этого знать не мог. Он туп, как чурбан — одно то, что ему лезут в голову мысли о Горячей Вдове, это доказывает. Тансель только улыбалась ему, он ни разу к ней не притронулся и ни разу ее не поцеловал, даже в щеку. Зато вдова к нему притронулась, да еще как — так, что губу раздуло. «Не будь дураком, чурбан, она не про таких, как ты. Она слишком маленькая для тебя, слишком умная и ох как опасна».
Наконец он заснул надолго, и ему приснилось, что он бежит через поляну в Уотовом лесу — бежит навстречу Роанне, а она стреляет в него из лука. Каждая ее стрела попадала в цель и пронзала ему грудь, но боль от них была удивительно сладостна. Ему следовало бы бежать прочь, но он бежал к ней, медленно, будто самый воздух обратился в мед, хотя во сне всегда бежишь медленно. Стрелы продолжали вонзаться в него, точно в ее колчане им счету не было. Ее с серые с зеленым глаза смотрели лукаво. «Это платье делает ваши глаза еще ярче», — хотел сказать он, только на ней не было платья, не было вообще ничего. Веснушки чуть сбрызнули ложбинку меж ее маленьких грудей, твердые красные соски походили на ягоды. Утыканный стрелами наподобие дикобраза, он свалился к ее ногам, но еще нашел в себе силы ухватить ее за косу, рывком повалил ее на себя и поцеловал.
На этом месте его разбудил чей-то крик.
Люди ругались и охали, нашаривая в темном подвале штаны и копья. Никто не знал, что стряслось. Эгг ощупью зажег сальную свечку. Дунк первым вылез наверх и чуть не врезался в Сэма Ступса — тот бежал вниз, пыхтя, как кузнечные мехи, и бормоча что-то неразборчивое. Дунк придержал его за плечи, не дав упасть.
— Что там такое, Сэм?
— Небо, — бормотал старик, — небо. — Видя, что толку от него не добьешься, все поднялись на крышу, чтобы самим посмотреть. Сир Юстас уже стоял на парапете в ночной рубахе, глядя куда-то вдаль.
Солнце вставало на западе.
Дунк далеко не сразу сообразил, что это значит, а когда понял, промолвил:
— Уотов лес горит. — Снизу слышалась ругань Бенниса — такая, что Эйегону Недостойному покраснеть впору. Сэм бормотал молитвы.
Пламени на таком расстоянии не было видно, но зарево охватило половину западного небосклона, затмив звезды. Половина Королевской Короны скрылась за пеленой дыма.
«С огнем и мечом», — сказала она.
Пожар полыхал до утра, и в Оплоте никто не спал. Вскоре до них дошел запах дыма, и стали видны языки пламени, пляшущие вдали, как девушки в алых юбках. Все беспокоились, не дойдет ли огонь сюда. Дунк до рези в глазах всматривался в ночь, ожидая появления всадников.
— Беннис, — сказал он, когда бурый рыцарь поднялся к ним со своей жвачкой во рту, — ей нужен ты. Лучше бы ты уехал отсюда.
— Бежать? — заржал тот. — На моем-то одре? Все равно что попробовать улететь верхом на проклятой курице.
— Тогда сдайся. Ну, раскроят тебе нос, и всех дел.
— Мой нос меня устраивает таким, как он есть. Пусть сначала возьмет меня — поглядим, чья краса пострадает. — Беннис сел, поджав ноги, спиной к крепостному зубцу, и достал свой точильный камень. Сир Юстас стоял как раз над ним, и они стали вполголоса совещаться.
— Длинный Дюйм будет ждать нас у дамбы, — говорил старый рыцарь, — а мы вместо этого сожжем ее урожай. Огонь за огонь.
Сир Беннис счел эту мысль удачной, только добавил, что и мельницу бы неплохо поджечь.
— Она в шести лигах от замка с той стороны, Длинному Дюйму не придет в голову там караулить. Спалим мельницу и убьем мельника, это ей дорого станет.
Эгг тоже их слышал. Он кашлял, и его белки сверкали во мраке.
— Сир, надо остановить их.
— Как? — спросил Дунк. «Их вдова остановит, вместе со своим Длинным Дюймом». — Это они так, языком треплют, Эгг. Чтоб штаны не намочить со страху. А нам до них дела больше нет.
Пришел рассвет, затянутый серой дымкой. Воздух ел глаза. Дунк хотел выехать пораньше, но сомневался, что они далеко уедут после бессонной ночи. Они с Эггом позавтракали вареными яйцами, пока Беннис учил ополченцев. Они люди Осгри, а мы нет, говорил себе Дунк. Он съел четыре яйца, полагая, что с сира Юстаса причитается, Эгг съел два. Еду они запили элем.
— Можно поехать на Светлый остров, сир, — предложил мальчик, пока они укладывались. — Если им докучают островитяне, лорду Фармену лишние мечи пригодятся.
Эгг подал хорошую мысль.
— А ты там когда-нибудь был?
— Нет, сир, но там, говорят, красиво. Недаром же остров и замок лорда Фармена называются Светлыми.
— Светлый так Светлый, — засмеялся Дунк. С него словно тяжесть свалилась. — Я пойду седлать, — сказал он, когда они увязали его доспехи в узел, перехваченный пеньковой веревкой. — А ты ступай на крышу за нашими одеялами. — Этим утром еще одно столкновение с шахматным львом требовалось ему меньше всего. — Если увидишь сира Юстаса, ничего не говори.
— Хорошо, сир, не буду.
Беннис выстроил всех рекрутов в ряд с копьями и щитами и пытался научить их наступать строем. На Дунка, когда тот шел через двор, он даже не глянул. Он добьется, что их всех поубивают. Горячая Вдова вот-вот будет здесь. Эгг выбежал из башни с одеялами и поскакал по деревянным ступенькам. Сир Юстас стоял на балконе, упершись руками в перила. Встретившись глазами с Дунком, он шевельнул усами и отвернулся. Дым густо стоял в воздухе.
Беннис тоже повесил через плечо щит, окованный железом, с бесчисленными слоями старого лака. Эмблемы на нем не было, только выпуклая накладка,