— Жив, ты ведь пощадил его, — сказал Эгг. — Не помнишь разве?
— Как сказать. — Воспоминания о битве тоже заволоклись туманом. — Мне то кажется, что я пьян, то делается так больно, будто я умираю.
Его уложили на спину и совещались над ним, а он смотрел в хмурое серое небо. Ему казалось, что теперь все еще утро. Он не знал, сколько времени продолжался бой.
— Боги, копье вдавило кольца в рану — услышал он голос Реймуна — она загниет, если не…
— Дать ему выпить и полить кольчугу кипящим маслом, — предложил кто-то. — Так мейстеры делают.
— Вином, — поправил чей-то звенящий металлом голос. — Не маслом, это его убьет, а кипящим вином. Я пришлю к нему мейстера Йормвеля, когда тот закончит с моим братом.
Над Дунком стоял черный рыцарь в помятых, поцарапанных черных доспехах. Принц Бейелор. Алый дракон на его шлеме лишился головы, обоих крыльев и большей части хвоста.
— Ваша милость, — сказал Дунк, — я хочу служить вам. Теперь я ваш.
— Хорошо. — Черный рыцарь оперся на плечи Реймуна. — Мне нужны хорошие рыцари, сир Дункан. Стране… — Голос принца звучал как-то невнятно, точно он прикусил язык.
Дунк очень устал, и его одолевал сон.
— Я ваш, — пробормотал он еще раз.
Принц повел головой из стороны в сторону.
— Сир Реймун… мой шлем, будьте так добры. Забрало… оно треснуло, а пальцы у меня как деревянные.
— Сию минуту, ваша милость. — Реймун взялся за шлем принца обеими руками и крякнул. — Помоги-ка, мастер Пейт.
Железный Пейт подтащил скамейку, с которой садились на коня.
— Слева на затылке вмятина, ваша милость, и шлем вклинился в воротник. Хорошая сталь, коли она выдержала такой удар.
— Братнина булава скорее всего, — проговорил Бейелор. — Он очень силен. — Принц поморщился. — Какое-то странное чувство…
— Сейчас, ваша милость. — Пейт снял покореженный шлем. — О боги, боги, помилуйте…
Дунк видел, как из шлема выпало что-то красное и мокрое, и кто-то испустил страшный, тонкий крик. На фоне серого неба качался высокий-высокий принц в черных доспехах и только с одной половиной черепа. На месте другой виднелась красная кровь, белая кость и что-то еще, голубовато-серое и мягкое. Странное недоуменное выражение набежало на лицо Бейелора, как облако набегает на солнце. Он поднял руку и легонько, двумя пальцами, потрогал затылок. А потом упал.
Дунк подхватил его. Потом ему говорили, что он сказал принцу:
— Вставай. — Словно Грому. — Вставай, вставай. — Но Дунк этого не помнил, а принц не встал.
Бейелор из дома Таргариенов, принц Драконьего Камня, десница короля, Защитник Государства, наследник Железного трона Семи Королевств Вестероса, был сожжен во дворе Эшфордского замка на северном берегу Зыбкой. Другие знатные семьи зарывают своих покойников в сырую землю или топят в холодном зеленом море — но Таргариены ведут свой род от дракона, и их хоронят в огне.
Он был первейшим рыцарем своего времени, и многие настаивали на том, что он должен отправиться в вечность одетый в кольчугу и доспехи, с мечом в руке. Но король распорядился по-иному — Дейерон II был человек мирный. Дунк, доковыляв до погребального ложа, увидел Бейелора в черной бархатной тунике с алым трехглавым драконом, вышитым на груди, с тяжелой золотой цепью на шее. Меч в ножнах лежал сбоку, но шлем на принца все-таки надели — легкий золотой шлем с поднятым забралом, чтобы все могли видеть его лицо.
Валарр, Молодой Принц, отстаивал бдение у подножья смертного одра. Он был чуть пониже, постройнее, покрасивее своего отца и еще не обзавелся сломанным носом, придававшим Бейелору не столько величие, сколько человечность. Каштановые волосы Валарра пересекала яркая серебристо-золотая прядь. Она напомнила Дунку об Эйерионе; но это, пожалуй, зря. Волосы у Эгга, отрастая, делались такими же, как у брата, а Эгг для принца довольно славный парнишка.
Когда Дунк стал неуклюже выражать свои соболезнования, пересыпая их словами благодарности, принц Валарр прищурил на него холодные голубые глаза.
— Отцу было всего тридцать девять лет. Он должен был стать великим королем, самым великим после Эйегона Дракона. Почему же боги взяли его, а вас оставили? Ступайте отсюда, сир Дункан. Ступайте.
Не найдя слов, Дунк захромал из замка в свой лагерь у зеленого пруда. Ему нечего было ответить Валарру, да и себе самому тоже. Мейстеры и кипящее вино сделали свое дело — рана заживала, не гноясь, хотя между левой рукой и соском должен был остаться большой бугристый шрам. Дунк не мог смотреть на рану, не думая при этом о Бейелоре. Он спас меня сначала мечом, а потом советом, хотя сам уже тогда был не жилец. Нет смысла в мире, если прославленный принц погибает, а межевой рыцарь остается жить. Дунк сел под вязом, уныло глядя в землю.
Когда однажды к вечеру в лагерь явились четверо стражников в королевских мундирах, Дунк проникся уверенностью, что они пришли его убить. Слишком слабый и усталый, чтобы хвататься за меч, он сидел спиной к вязу и ждал.
— Наш принц желал бы поговорить с вами наедине.
— Принц? — насторожился Дунк. — Который?
— Вот этот, — ответил Мейекар Таргариен, выйдя из-за вяза. Дунк медленно поднялся на ноги. «Чего еще ему надо от меня?»
Мейекар сделал знак, и стражники исчезли столь же внезапно, как и появились. Окинув Дунка пристальным взглядом, принц отошел и стал у пруда, глядя на свое отражение.
— Эйериона я отправил в Лис, — отрывисто сообщил он. — Быть может, несколько лет в Вольных городах изменят его к лучшему.
Дунк никогда не бывал в Вольных городах и потому не знал, что сказать. Он был рад, что Эйерион уехал из Семи Королевств, и надеялся, что принц никогда не вернется, но отцу о сыне так говорить не полагается. Дунк промолчал, а принц Мейекар обернулся к нему лицом.
— Люди, конечно, будут говорить, что я убил своего брата намеренно. Боги видят, что это ложь, но пересуды будут преследовать меня до смертного часа. И я не сомневаюсь, что это моя палица нанесла ему смертельный удар. Кроме меня, он сражался только с королевскими рыцарями, а им присяга дозволяет только защищаться. Значит, это был я. Странно, но я даже не помню удара, которым проломил ему череп. Что это — милость или проклятие? Должно быть, и то и другое.
Принц посмотрел на Дунка так, словно ждал ответа.
— Не