Принц Эйерион даже не посмотрел на них.
— Наглый маленький проныра, — сказал он, сплюнул кровью под ноги мальчику. — Что такое с твоими волосами?
— Я их сбрил, братец. Не хочу быть похожим на тебя.
Второй день турнира выдался ненастным, с запада дул резкий ветер. В такой день и народу соберется меньше, размышлял Дунк. Им было бы легче найти место поближе к загородке, чтобы посмотреть на турнир вблизи, Эгг мог бы сесть на изгородь, а Дунк стоял бы сзади.
Но нет, Эгг будет сидеть в павильоне, разодетый в шелк и меха, Дунк же будет любоваться четырьмя стенами башни, куда заключили его люди лорда Эшфорда. Здесь было окно, смотрело оно не в ту сторону. Однако Дунк, как только взошло солнце, все же устроился на подоконнике и стал глядеть на город, поле и лес. У него забрали веревочный пояс вместе с мечом и кинжалом и все его серебро. Он надеялся, что Эгг или Реймун позаботятся о Громе и Каштанке.
— Эгг, — прошептал Дунк себе под нос. Его оруженосец, оборвыш, подобранный на улицах Королевской Гавани. Можно ли рыцарю быть таким дураком? Дунк-чурбан, темный, как погреб, и тупой, как зубр.
Ему не разрешили поговорить с Эггом после того, как стража лорда Эшфорда забрала их всех с луга. Ни с кем не дали поговорить: ни с Реймуном, ни с Тансель, ни с самим лордом Эшфордом. Кто знает, увидит он ли кого-то из них снова. Похоже на то, что его вознамерились держать здесь взаперти до самой смерти. «Ну а чего ты ждал? — горько спрашивал себя Дунк. — Не надо было сшибать с ног принца и бить его ногой по лицу».
Под этим серым небом наряды родовитых лордов и знаменитых рыцарей покажутся не столь великолепными, как вчера. Стальные шлемы с отделкой из золота и серебра уже не будут блистать на солнце. И все-таки Дунк жалел, что не увидит турнира. Для межевых рыцарей в простых кольчугах, на конях без брони, такой день как раз хорош.
Зато слышать он по крайней мере мог. Трубили рога герольдов, и рев толпы время от времени говорил ему о том, что кто-то упал, или встал, или совершил нечто выдающееся. Слышался также стук копыт, а порой лязг мечей или треск сломанного копья. Дунк морщился при этом звуке: это напоминало ему об Эйерионе, сломавшем палец Тансель. Были и другие звуки, поближе: шаги за дверью, конский топот во дворе, голоса на стенах замка. Иногда они заглушали шум турнира — возможно, и к лучшему.
«Межевой рыцарь — это самый настоящий рыцарь и есть, — сказал ему когда-то старик. — Другие рыцари служат лордам, которые их содержат или жалуют их землей, а мы служим кому хотим, делу, в которое верим. Каждый рыцарь дает обет защищать слабых и невинных, но мы, сдается мне, исполняем его лучше других». Странная штука память. Дунк совсем позабыл эти слова — да и сам старик скорее всего тоже.
Утро перешло в день, и шум турнира стал слабее. Потом башню наполнили сумерки, а Дунк все сидел у окна, стараясь не думать о пустом желудке.
Но вот послышались шаги и звяканье ключей. Дунк слез, и дверь открылась. Вошли двое стражников, один с масляной лампой. Следом слуга тащил поднос с едой. Замыкал шествие Эгг.
— Оставьте лампу, поднос и уходите, — приказал он. Все послушно удалились, оставив, однако, тяжелую дверь приоткрытой. Запах съестного напомнил Дунку, как он проголодался. Здесь был горячий хлеб и мед, миска гороховой похлебки и вертел с жареным мясом и луком. Дунк сел перед подносом, разломил хлеб и запихнул кусок в рот.
— Ножа нет, — заметил он. — Они, видимо, боятся, что я зарежу тебя?
— Мне они этого не говорят. — На Эгге был черный облегающий дублет с длинными, подбитыми красным атласом рукавами и вышитым на груди трехглавым драконом Таргариенов. — Дядя сказал, что я должен смиренно просить у тебя прощения за свой обман.
— Дядя — это принц Бейелор?
— Я не хотел тебе врать, — с несчастным видом сказал мальчик.
— Однако соврал. Взять хотя бы твое имя. Никогда не слыхивал о принце Эгге.
— Это сокращенное от Эйегона. Так меня звал брат Эйемон. Теперь он в Цитадели, учится на мейстера. Дейерон тоже иногда зовет меня Эггом, и сестры.
Дунк взял вертел и впился зубами в мясо. Козлятина с какими-то благородными, незнакомыми ему специями. Жир потек по подбородку.
— Ну конечно, Эйегон. Как тот, Дракон. Сколько Эйегонов были королями?
— Четверо.
Дунк прожевал и отломил себе хлеба.
— Зачем ты это сделал? Хотел подшутить над глупым межевым рыцарем?
— Нет. — Глаза мальчика наполнились слезами, но он мужественно удержал их. — Я должен был служить оруженосцем Дейерону. Он самый старший из моих братьев. Я выучил все, что полагается знать хорошему оруженосцу, но Дейерон — не слишком хороший рыцарь. Он не хотел сражаться на турнире, поэтому мы, выехав из Летнего Замка, оторвались от эскорта, но назад не вернулись. Он не стал делать крюк, а поехал дальше на Эшфорд, думая, что там нас искать не будут. Это он обрил мне голову. Он ведь знал, что отец пошлет за нами людей. У Дейерона волосы обыкновенные, темно-русые, а у меня — такие же, как у отца и Эйериона.
— Кровь дракона. Серебристо-золотые волосы и фиалковые глаза — это всем известно. — Темен ты, Дунк, как погреб.
— Ну да. Вот Дейерон меня и обрил. Он хотел, чтобы мы скрывались, пока турнир не кончится. А потом ты принял меня за конюха, ну и… — Эгг опустил глаза. — Мне очень хотелось стать оруженосцем. У Дейерона или у кого-то другого, мне все равно. Я сожалею, сир. Правда сожалею.
Дунк задумчиво посмотрел на него. Он знал, что это такое, когда хочешь чего-то так сильно, что готов лгать напропалую.
— Я думал, ты такой же, как я. Может, так оно и есть — только по другой причине.
— Мы ведь правда оба из Королевской Гавани, — с надеждой сказал мальчик.
Дунк не удержался от смеха.
— Ага, ты с вершины Холма Эйегона, а я с Блошиного Конца.
— Не такое уж это большое расстояние, сир.
Дунк набил рот