Узнавание
Дж. Г. Баллард
В канун летнего солнцестояния в Уэст-Кантри, где я проводил отпуск, прибыл маленький цирк. За три дня до того свое обычное место в центральном парке города уже заняла большая странствующая ярмарка, всегда заезжавшая в город летом, – с чертовым колесом, каруселями, десятками лотков и тиров, – и следующим гостям пришлось разбить лагерь на пустыре за складами, у реки.
В сумерках, когда я бродил по городу, над цветными огнями вращалось чертово колесо, люди катались на каруселях и гуляли рука об руку по мощеным дорогам, окружающим парк. А улицы к реке, вдали от шумихи, почти опустели, и я был рад пройтись наедине с собой в тенях, мимо закрытых витрин. Канун солнцестояния казался мне прекрасной порой не только для празднования, но и размышлений, внимательного наблюдения за непостоянством природы. Перейдя реку, чьи темные воды вились через город, словно позолоченная змея, и войдя в лес вдоль дороги, я вдруг безошибочно ощутил, что лес к чему-то готовится, что в его чащобе даже древесные корни скользят в почве и испытывают свои жилы.
На обратном пути, переходя мост, я и увидел, как в город прибывает маленький гастролирующий цирк. Процессия, подходившая к мосту по боковой дороге, состояла всего-то из полудюжины фургонов с высокими клетками, и каждый тащила пара замученных лошадей. Во главе ехала на сером жеребце молодая девушка с бледным лицом и оголенными руками. Задержавшись посередине моста, я оперся на перила и наблюдал, как процессия выезжает на набережную. Девушка помедлила, натянула тяжелые кожаные поводья, оглянулась через плечо на догонявшие фургоны. Они начали подниматься на мост. Уклон был пологий, но лошади с трудом перевалили за его вершину, пошатываясь на ослабших ногах, поэтому я успел во всех подробностях рассмотреть сей странный караван, что позже займет мои мысли. Молодая девушка, понукая усталого жеребца, проехала мимо – или же это мне показалось, что она молодая, но ее возраст скорее зависел от ее и моих настроений. Мне еще предстояло увидеть ее несколько раз: порой она смахивала на дитя не старше двенадцати, со слабым подбородком и пытливыми глазами над торчащими скулами. Позже она покажется почти среднего возраста, серые волосы и кожа подчеркнут угловатый череп.
Вначале, провожая ее взглядом на мосту, я дал ей где-то лет двадцать – предположительно, дочь хозяина этого потасканного цирка. Пока она шла трусцой, держа поводья одной рукой, огни далекой ярмарки мерцали на ее лице, высвечивая высокий нос и плотную линию губ. Хоть ее ни в коем случае было не назвать красавицей, проглядывала в ней та любопытная привлекательность, что я часто замечал у работниц ярмарок: неуловимая сексуальность вопреки поношенной одежде и окружению. Проезжая, она бросила на меня взгляд, уставившись на какую-то неощутимую точку внутри моего лица.
За ней последовали шесть фургонов, и лошади с трудом волочили тяжелые клетки по подъему моста. За прутьями я мельком разглядел мятую солому и маленькую конуру в углу, но ни следа животных. Тогда я решил, что от голода им хватает сил разве что спать. Когда меня миновал последний фургон, я увидел единственного члена труппы, не считая девушки: карлика в кожаной куртке, замыкающего обоз.
Я перешел мост следом, гадая, не от ярмарки ли они отбились. Но судя по тому, как они помедлили после моста – девушка взглянула налево и направо, а карлик сидел нахохлившись в тени клетки, вставшей перед ним, – стало ясно, что они не имеют никакого отношения к сияющему чертовому колесу и развлечениям в парке. Даже лошади, неуверенно опустив головы от разноцветных огней, словно бы понимали, что им там не рады.
После недолгой остановки они двинулись по узкой дороге вдоль берега, и фургоны покачивались из стороны в сторону, когда деревянные колеса скользили на траве. Неподалеку виднелся пустырь, отделявший склады при верфи от коттеджей, выстроенных в ряд у моста. Засыпанную шлаком землю тускло освещал один-единственный уличный фонарь на северной стороне. Над городом уже сгустились сумерки, словно отделяя этот чумазый пятачок, уже не оживлявшийся движением бегущей рядом реки.
К тому темному пространству и направлялась процессия. Девушка повернула коня с дороги и повела фургоны по мелкому шлаку к высокой стене первого склада. Там они и встали – фургоны по-прежнему стояли в ряд, лошади явно радовались укрывающим их теням. Карлик спрыгнул с облучка и поспешил к спешившейся хозяйке.
К тому времени я неторопливо шел вдоль берега за ними. Что-то заинтриговало меня в этой странной компании – если оглянуться назад, возможно, это спокойные глаза женщины, взглянувшей на меня на мосту, произвели впечатление сильнее, чем поначалу казалось. Во всяком случае, меня озадачила бессмысленность их приезда. Мало что найдешь заунывней нищего цирка, но этот выглядел до того пыльным и неприкаянным, что словно лишал их малейших шансов заработать. Кто эти странная светловолосая девушка и карлик? Неужели они воображали, что кто-то придет на этот жалкий клочок земли у складов смотреть на их скрытных зверей? А может, они просто доставляли постаревших животных на бойню, которая специализируется на цирковых зверях, и задержались здесь, когда их застигла ночь.
И все же, как я изначально и подозревал, девушка с карликом уже составляли фургоны в узнаваемой форме цирка. Девушка тянула за поводья, а карлик шастал у нее между ног, подхлестывая лошадей по ногам кожаной шляпой. Смирные могучие животные сдвинули фургоны, и уже через пять минут из них вышел кривоватый круг. Лошадей распрягли, и карлик с помощью девушки повел их к реке, где те стали тихо пастись на темной траве.
В клетках что-то зашебуршало, на солому выбрела пара бледных силуэтов. Карлик поспешил по ступенькам внутрь жилого фургона и запалил лампу над плитой, которую я видел в открытую дверь. Спустился с металлическим ведром и прошелся вдоль клеток. Он подливал воду в лохани и шваброй сдвигал те поближе к конурам.
Девушка следовала за ним, но, впрочем, с тем же равнодушием к животным в клетках, что и у него. Когда он унес ведро, она придержала для него стремянку, и он залез на крышу жилого фургона.