Лесники приехали в Кишкино не случайно: они забирали в горьковском городском питомнике рассаду акации, и им там сказали, что эта акация «митяевская», и даже сообщили, где «оригинатор сорта» живет. Ну они и решили «прильнуть к первоисточнику» – а дед Митяй еще прошлой весной несколько соток на склоне к Кишме черенками акации засадил в расчете на будущий мед. И решил, что «потом еще раз черенков понавтыкает», а пару тысяч за небольшие, но все же уже сформировавшиеся кусты он точно лишними не посчитал…
Но в основном в деревне люди денежки дополнительные получали, работая в теплицах: оказалось, что тепла с электростанции и на них хватает – а в городе зимой огурцы и помидоры свежие продавались все же неплохо. Причем чтобы за свежие овощи деньги получить, людям даже ездить на рынок не нужно было: Ворсменский ОРС каждый день в деревню машину присылал, которая все, что народ продать хотел, и забирала. И у нас дома «торговлей овощами» занимались Маруся: сестренке уже полностью доверили вести сбор урожая в теплице, чем она очень гордилась.
А я тоже гордился, правда совсем иными делами: мне пришлось очень серьезно озаботиться «координацией обеспечения мебельных предприятий сырьем», а более точно, решать вопросы распределения березы. Вообще-то береза – очень ценное дерево. Из коры ее делают деготь, который, кроме всего прочего, еще и в медицине оказывается полезным, а из древесины делают дрова и уголь для шашлыков. Дрова, конечно, очень хорошие – и всё, то есть не все, из нее еще вроде фанеру делают и паркетную доску. Поэтому береза не считается «ценной древесиной», а раз она совсем не ценная, то и мебель из нее получается недорогая. Вот только недорогая мебель получается когда береза есть, а когда ее нет, то уже не получается. И для многочисленных нижегородских мебельных артелей березы запасли в достатке, а вот для новых, тех же воронежских, например, ее просто не было. Потому что ту березу, которую мебельщики себе сразу не забрали, тут же на дрова и рубили – а из дров почему-то мебель было уже не сделать. Правда в лесу березы было много – вот только для мебели годилась лишь та береза, которую срубили в период с конца ноября (а лучше с середины декабря) и по середину февраля: именно в это время древесина считалась «достаточно сухой».
То есть считалась, но даже такую требовалось еще пару месяцев как-то дополнительно сушить. Но это чтобы мебель делать «из массива» требовалось, а если делать клееную, то можно было и «ускоренной сушкой» заняться. Но все равно береза требовалась «зимняя», так что все воронежские новенькие фабрики просто стояли и ничего не делали до конца ноября. То есть все же делали разную мелочевку и осваивали новое оборудование, но пока выручки от их продукции даже на зарплату рабочим не хватало. Но это лишь пока, а вот в ноябре начались поставки той же березы в Воронежскую область откуда-то с северов – и фабрики потихоньку заработали. А еще на фабрики завезли уже и настоящую «ценную древесину», в Воронеж откуда-то товарищ Жуков даже пару вагонов махагона притащить сумел. Но в основном на фабрики пошел дуб, бук (красный и белый), кипарис…
Я слышал, что кипарис для мебели вообще не годится, но это если его просто так брать. А вот в виде шпона – у него рисунок довольно необычный и с таким шпоном можно довольно красивую мебель сделать. Красивую, но не особо и популярную – но когда с другой красотой имеются проблемы, то и такая сойдет. Однако шпон (а всю эту «ценную» только на шпон и пускали) без основы – ничто, а пока еще березы было маловато – и я, как проклятый, считал, сколько на какую фабрику дров отправить. Потому что больше считать было просто некому: там такие нетривиальные сетевые графики рисовались, что человеку неопытному в них запутаться было раз плюнуть. А если запутаться, то рабочие опять себе на зарплату не наработают, опять КБО в долги влезать придется. Точнее, не придется: больше Комбинату никто в кредит и копеечки не даст. Так что считать, считать и считать приходилось именно мне, так как я, все это и затеявший, лучше всех знал, какие у кого новые станки появились и что на них на самом деле можно сделать.
И в самом конце ноября воронежские мебельщики наконец начали работать почти что в полную силу. Лично у меня был особый интерес к восстановленной из руин фабрики в поселке Сомово под Воронежем, причем чисто ностальгический интерес: когда-то моя жена приобрела для дома мебель именно их фабрики и мне в голову втемяшилось и здесь себе такую же заказать. То есть я даже заказал, и сумел большую часть запрошенных для ее изготовления станков туда отправить, но в любом случае вряд ли там успеют мой заказ в этом году исполнить. Тем не менее эта фабрика выделялась из всех прочих тем, что там хотя бы рабочие были уже опытные – и она могла лучше прочих начать возврат слишком уж быстро истраченных на восстановление области средств. Однако и на остальных рабочим нужно было денежку хотя бы на себя заработать – так что управлять потоками дешевой березы приходилось с учетом и этого фактора. Пока приходилось: по планам, рассчитанным уже Зинаидой Михайловной, с января все эти фабрики начнут нормально работать, не ожидая поставок бревен как манны небесной, а за зиму и запас сырья смогут сделать на весь следующий год…
И вот, общаясь в процессе распределения дров с мебельщиками, я узнал много нового и интересного, что заставило меня опять «заняться станкостроением», правда на этот раз только в Сергаче. Оказывается, что красное дерево – штука потрясающе красивая. Дуб с буком тоже ничего, но до махагона им еще расти и расти. Не в смысле «ввысь» или «вширь»,