– Объясни мне как мужчина мужчине, – Марат садится на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с сыном, – зачем ты решил сделать подкоп к курятнику?
– Я хотел их освободить, – честно признается Захарка. – Им же скучно сидеть в клетке.
– А ты спросил разрешения у мамы или у меня?
– Нет, – виновато мотает головой сын.
– Почему?
– Потому что знал, что вы не разрешите.
Я стою у окна и слушаю этот серьезный мужской разговор, с трудом сдерживая улыбку. Господи, как же они похожи! Те же упрямые подбородки, те же карие глаза, та же привычка хмурить брови, когда они сосредотачиваются.
– Захар, а если я без разрешения мамы начну, например, красить забор в розовый цвет, это будет правильно?
– Нет, – хихикает сын, – мама будет ругаться.
– Именно. Мы живем в семье и все важные решения принимаем вместе. А ты как поступил?
– Плохо, – вздыхает Захарка.
– Значит, что нужно сделать?
– Извини. И больше так не делай.
– Верно. И что еще?
– Починить лопатку?
– Давай попробуем вместе. Идет?
– Идет! – Захар просиял и потащил папу к сараю.
Марат на прощание подмигивает мне, и я наконец позволяю себе рассмеяться. Боже, как же я люблю их, этих моих мужчин!
Провожаю их взглядом и невольно вспоминаю нашу свадьбу, которая состоялась шесть лет назад. Сентябрь, золотая осень, вся деревня в сборе.
Я в белом платье, которое сшила тетя Клава (и, конечно, всем рассказывала, что это она создала «наряд мечты»), Марат в костюме, который заказал в райцентре. Гармонист дядя Вася играл «Горько!», самогон лился рекой, а тетя Клава плакала от умиления и приговаривала: «Вот это настоящая любовь!»
Помню, как Марат шептал мне на ухо во время танца: «Ты самая красивая невеста на свете», а я отвечала: «Даже в платье, которое сшила тетя Клава?» И мы смеялись, кружась под звуки гармошки, а вся деревня хлопала в ладоши.
А потом были майские праздники. Роды в районной больнице, где нашего сына принимал тот же врач, что оперировал Марата. Марат держал меня за руку и бледнел сильнее, чем я. А когда Захарка закричал в первый раз, у моего мужа был такой взгляд, словно он увидел чудо.
– Захар, – прошептал он тогда. – Как и предсказывала старушка.
– Маленький Захарик, – добавила я.
За эти шесть лет Марат ни разу меня не подвел. Ни разу не пожалел о своем выборе, не упрекнул меня в том, что я променяла Москву на деревню. Максимум, из-за чего мы спорили, – это бытовые мелочи вроде того, в какой цвет покрасить забор у нового дома.
Я настаивала на зеленом, он хотел синий. В итоге покрасили в желтый – Захарка сказал, что это цвет солнца, и мы с ним согласились.
Я инстинктивно поглаживаю живот, под просторным платьем которого скрывается маленький секрет. Марат еще не знает, что у нас будет второй ребенок. Хочу сообщить ему сегодня вечером, когда Захарка ляжет спать. Сама узнала только вчера, когда ездила к врачу под предлогом профилактического осмотра.
Девочка. У нас будет дочка! Марат так мечтает о дочери, что уже выбрал ей имя – Аня, в честь моей мамы. «Пусть будет похожа на тебя», – говорит он каждый раз, когда мы обсуждаем будущих детей.
Смотрю в окно на нашу ферму. Какой путь мы прошли! Сколько сил, денег, бессонных ночей мы вложили в это хозяйство. Помню, как Марат, городской житель, учился доить коров, как ругался с ветеринарами, как по ночам изучал справочники по животноводству.
Сколько раз он хотел все бросить, но я не давала. А теперь наша ферма – одна из самых успешных в районе. Молочная продукция под маркой «Фермерские традиции» продается в райцентре и даже в областном городе.
Марат оказался настоящим бойцом. Мой городской принц превратился в настоящего хозяина, которому под силу любые трудности. Правда, Григорий до сих пор подшучивает над ним, вспоминая первые дни: «А помнишь, как ты боялся коровы? Думал, она тебя съест!»
– Мам, а можно я пойду к деду Митяю? – Захарка врывается в дом как ураган. – Он обещал показать, как делать скворечник.
– Можно, но только до обеда. И веди себя хорошо!
– Хорошо! – сын чмокает меня в щеку и убегает.
За ним появляется Марат и отряхивает руки от опилок.
– Лопатку склеили, – сообщает он, обнимая меня сзади. – Захар пообещал больше не рыть подкопы без разрешения и не освобождать кур.
– До следующего раза. Он же сын своего отца.
– Что это значит?
– Упрямый, любопытный, не слушается старших, – поворачиваюсь в его объятиях и смотрю в любимые глаза. – Я помню одного мальчишку, который в детстве тоже не слушался.
– Неужели? – Марат делает удивленное лицо. – И кто же это был?
– Один десятилетний сорванец помог восьмилетней девочке слезть с черемухи, – глажу его по щеке. – Она залезла за ягодами и испугалась слезать, а он храбро полез ей на помощь.
Марат замирает.
– Нина, ты о чем?
– О нас, – мягко говорю.– О том, что мы знакомы гораздо раньше, чем думаем.
– Постой, постой... – Марат хмурится, вспоминая. – Черемуха, девочка... Боже мой! Это была ты?
– Я, – киваю. – Нина Петрова, восемь лет. А ты – Марат Ворошилов, десять лет, сын нашего в то время хозяина фермы. Ты помог мне слезть с дерева, а потом дал платок, когда я поцарапала коленку.
– Не может быть... – Марат смотрит на меня как на чудо. – И я тебя не узнал?
– А почему должен был? Прошло столько лет. Я изменилась, выросла... а мы больше не виделись, меня увезли в город, мама замуж вышла.
– А я еще приезжал, но потом отец сказал, что я должен получить образование, что деревня – не место для серьезного человека. А я все лето вспоминал девочку с косичками, которая лазила по деревьям лучше мальчишек.
– И что думал?
– Что хочу жениться на ней, когда вырасту, –