Полностью раскрытое, удерживаемое держателями тело парило сейчас между широких полос снятой кожи в ауре колышущейся крови. Многочисленные манипуляторы работали стремительно, ни на миг не переставая — изменяя или укрепляя мышцы с нервной системой, заменяя сухожилия; другие от костей рук и ног постепенно переходили к позвоночнику, тазу и ребрам. Некоторые части тела были уже закрыты, резавшие ранее манипуляторы теперь зашивали и заживляли — тысячи действий каждую секунду. Где-то процессы изменения и модификации только начинались, а вот с конечностями уже проходила финальная стадия — кровь и кожа возвращались на место, тысячи иголок вводили в плоть быструю строительную органику, искусно собирая обратно недавно вмиг разлетевшийся на составные части биологический конструктор. Внешне тело изменилось мало, но его возможности во многом теперь увеличились — в десятки, если даже не в сотни раз.
Для патрициев из кланов, не обладающих сильной родовой кровью, на подобную процедуру — при условии модификации собственного истинного тела, уходило десять-двенадцать лет. Процедура за процедурой, постепенное улучшение. Эта же бездушная оболочка такой путь прошла менее чем за час. Еще полчаса времени заняла подготовка к установке кванта души — пока модифицированная система организма в ускоренном режиме тестировалась и отлаживалась нейромедиаторами.
Корнелия со спутником в полном молчании наблюдали путь изменения и улучшения организма. Мужчина пристально смотрел, как дрожат глаза — частая реакция, если тело до этого уже использовалось живым сознанием. Постепенно количество снующих вокруг тела манипуляторов все уменьшалось, и наконец все они вернулись на место, после чего глаза оболочки медленно закрылись. Уложенное держателями обратно в капсулу пересобранное тело внешне все же изменилось — кожа слегка поменяла цвет, стала более гладкой, плечи стали шире, увеличился рост.
Когда последний манипулятор вернулся в пазы, наступила полная тишина. Прервала ее после паузы Корнелия, оборачиваясь к спутнику.
— Ты готов, сын мой?
Мужчина на вид был заметно старше использующей оболочку юной девушки главы клана, и подобное обращение на чужой взгляд прозвучало бы довольно странно. Но сейчас рядом не могло быть никого, кто бы подметил эту странность.
— Готов ли я снова стать ребенком и на два года оказаться в окружении тупой массы организмов? Ради тебя, мать, я на все готов — к тому же думаю вряд ли в инкубаторе дети охлоса будут намного тупее, чем говорящие туловища в земном правительстве, куда ты меня отправляла с похожей миссией.
— Давид, на кону слишком многое, чтобы относиться к происходящему так легко.
— Мать, за годы в Сенате я понял, что умное лицо далеко не признак ума. Именно с таким выражением делалось все самое максимально тупое что я видел в жизни, а…
— Последние два стакана были явно лишними, Давид! Ты понял, что от тебя требуется?
— Что значит — лишние? Веришь, мать, я бы еще столько же накатил без потери когнитивных функций. На всю эту херню на трезвую голову без слез смотреть невозможно, я же не такой закаленный воин как ты.
— Давид!
— Да понял я, понял все, не кричи. Я изучил характер, повадки и настроения твоего ручного демона — будь уверен, подмену даже Агнесса не отличит.
— Даже Агнесса! — фыркнула Корнелия. — Нашел кого в пример приводить! Вот с наглой мерзавкой могут быть проблемы.
— Ты про няню? Горячая штучка, мелкий ублюдок знает толк, — позволил себе покровительственную улыбку мужчина. — Да не волнуйся ты так, когда придет время я все решу.
Корнелия поджала губы и вздохнула, не скрывая раздражения легкомысленным настроем старшего сына. На чужой взгляд, если бы он сейчас наблюдал за происходящим, контраст несоответствия стал бы еще больше — юная внешность Корнелии не сочеталась с ее озабоченным видом, а представительный образ мужчины шел вразрез с его легкомысленной веселостью. Впрочем, Давид уже посерьезнел, мгновенно изменившись и словно другим человеком став.
— Не жалко тебе его, мать? Такие надежды возлагала.
— Он демонстративно отказался от фамилии, и в пользу кого⁈ Если бы не нынешняя оказия я бы самолично его убила.
— Все регулируешь силу рода? — усмехнулся мужчина.
— Давид, я занимаюсь этим вот уже много лет, и под моим руководством фамилия пришла к вершине своего могущества, готовясь взять управление Арагоном в свои руки. Ты теперь мой главный наследник, и если ты еще не задумывался о работе над возвышением фамилии, то тебе давно следовало бы этим заняться. Или уступить свое место, если ты…
— Кому, мать? Маленькому демону, который твою силу рода на бывшую няню из охлоса променял? — улыбнулся Юлий. — Или, может быть, малышке Анабель — у которой налицо явная задержка в развитии, а о ее тупости, из-за которой ее вместе с Лолой Хименес с Земли поперли, по всему Арагону шутки шутят? Ладно, ладно, не смотри так. Ты же знаешь, что даже недавнее лишение меня статуса главного наследника не поколебало мою тебе лояльность.
— Твою лояльность фамилии.
— Лояльность именно тебе, мать. Когда ты отправила меня на Землю, сделав Агнессу фавориткой, ты думаешь я ничего не понял? А Агнесса, между прочим, создав своего ублюдка, хранила лояльность фамилии и ее интересам, а не лично тебе.
Корнелия — в образе юной девушки, по-взрослому сверкнув глазами отвернулась и поджала губы, чтобы не ответить резко. Прекрасно понимая, что по делу ответить нечего.
— Мать, долго мне в ожидании зависать? Может я останусь здесь, пока…
— Нет. Анабель в самое ближайшее время подготовит все что необходимо, чтобы ублюдок Агнессы согласился отправиться в Колизей, — не стала Корнелия более затрагивать неприятную тему.
— Как?
— Предложит ему союз и тренировки, как с безродной Веласкес. Но для этого нужно будет слетать для перенастройки ее тела, и она попросит его отправиться с собой.
— Какая-то ерунда, — поморщился Давид. — Ты думаешь он такой дурачок, что согласится?
— Он согласится, и сегодня ночью уже будет в пути. Если не Анабель, так его повезет сюда Лола Хименес, что конечно будет не так хорошо, но нам главное успеть заменить его на тебя до возвращения Рамиро.
— Эх, Анабель… Опять детоубийство как гарантия сохранения власти, старый и надежный как мир способ, — расплылся в невеселой улыбке Давид, поглаживая бороду. — Мать, ты конечно меня на