— Уже копаю! — донесся до меня довольный писк из Кольца.
Сам ритуал требовал места и крови. Я отодвинул тяжелый дубовый стол, освободив центр кабинета. На паркете я вывел мелом сложную мандалу: круги в кругах, руны стабильности, цепи привязки, символы солнечного света — все это было нужно для создания максимально устойчивого сосуда.
Затем я снял Кольцо. Оно было холодным. Мак внутри с чем-то сосредоточено копошилась. Я схватил со стола обычный нож для конвертов. Провел лезвием по ладони. Острая боль пронзила руку, ярко-алая кровь оросила центр мандалы. Каждая капля шипела, впитываясь в линии, заставляя их светиться тусклым багровым светом.
— Готов? — мысленно спросил я у Призрака.
— Нет, — честно ответил он. — Но начинай.
Я сконцентрировался. Источник во мне бурлил узкой речонкой. Я потянулся к Кольцу, к спящему резерву джинна.
— Мак, дай огня! — прозвучал мой мысленный приказ.
Из Кольца вырвалась тонкая, раскаленная нить чистой энергии. Она влилась в мой истощенный источник, как спирт в рану, но дала необходимую силу.
Я поднял руки над мандалой и визуализировал… Не просто тень. А полноценный анатомический каркас… Плоть. Кости. Кровь. Черты лица Николая — каждую веснушку, изгиб бровей, цвет глаз. Волосы. Одежду — простой офицерский сюртук, не парадный мундир. Он должен был выглядеть естественно, чуть уставшим, оправляющимся от недавних событий.
Энергия ударила из моих ладоней, смешиваясь с кровью в мандале. Свет стал ослепительно-белым, потом золотистым. В центре круга воздух загустел, замерцал. Сформировался силуэт. Плоть нарастала, как древние кораллы. Кости выстраивались по чертежам памяти. Волосы — рыжие, как пламя. Глаза пока были пустыми, бездонными янтарными озерами.
Но для марионетки такого уровня требовалось больше крови. Я сжал рану, заставляя течь ее сильнее. Сила уходила, как вода в песок. Голова закружилась. Николай-призрак замер рядом — напряженный, испуганный олененок перед прыжком в неизвестность.
— Сейчас! — мысленно крикнул я ему.
Я ослабил свою духовную хватку на физическом плане, создавая… люк. Темницу для собственной души на мгновение.
Соболев устремился в этот люк сгустком воли, памяти, боли и надежды. В пустые глаза клона.
Тело доппельгангера вздрогнуло. Глаза, теперь настоящие, живые, мгновенно сфокусировались. Николай посмотрел на свои руки. Шевельнул пальцами. Поднял одну, дотронулся до лица. Издал хриплый звук, похожий на стон и смех одновременно.
— Я… я чувствую… — его голос прозвучал в реальности. Хрипловатый, непривычный, но — его. — Пальцы… холод пола… запах крови и пыли… Это… невероятно… и ужасно тесно… Не думал, что отвыкну от такого…
Я вернулся в полное обладание своим телом. Много сил ушло на создание этого шедевра марионеточного искусства. Высший доппельгангер стоял. Дышал. Смотрел на меня глазами, полными смятения, страха и дикого восторга. Это был Николай. Временный, хрупкий, но — Николай.
— Будем держать постоянную связь, — хрипло проговорил я, с трудом поднимая руку. От Кольца на моем пальце отслоился тонкий, почти невидимый ободок из того же металла. Он поплыл по воздуху и наделся на палец доппельгангера. — Через это кольцо. С помощью мыслей. Но только в критических ситуациях или если Рябоволов вдруг передаст нечто срочное. Не злоупотребляй. Энергии надолго не хватит.
Николай взглянул на свое новое кольцо, сжал кулак, а затем кивнул.
— Понял. — говорил он медленно, словно пробовал язык на вкус.
В этот момент раздался стук в дверь. Твердый, отмеренный. Знакомый.
— Вызывали, Государь? — донесся голос Рябоволова из-за двери.
Я жестом велел Соболеву сесть за стол, а сам отпер тяжелый замок. Дверь открылась.
вошел. Его проницательные синие глаза мгновенно просканировали кабинет: меня, бледного, с порезанной ладонью; сидящего за столом Императора в сюртуке; остатки меловой мандалы на полу; запах крови и озона. Его взгляд задержался на фигуре за столом, потом перешел ко мне. В его обычно бесстрастном лице мелькнуло… удивление.
— Ваше Величество, — он поклонился Николаю, но взгляд его был прикован ко мне. — И… Соломон? Не ожидал увидеть вас двоих сразу. И в таком… состоянии. — Он сделал едва заметный жест в сторону мандалы. — Иллюзионистика высочайшего уровня. Или нечто… большее? Даже самые искусные мастера теней Империи не способны на столь… осязаемую фокусировку астральной материи.
Я закрыл дверь, опираясь на нее для поддержки.
— Забудь про иллюзионистику, Рябоволов. Это не фокус. Это необходимость.
Я кратко, без лишних сантиментов, изложил ситуацию: угроза под Москвой требовала моего личного присутствия. Но Петербург не мог остаться без символа власти. Я представил ему «Императора» — устойчивого доппельгангера, управляемого… сущностью бывшего хозяина этого тела.
Рябоволов слушал, не перебивая. Его глаза сузились, когда он посмотрел на клона. Он видел не куклу, а нечто большее. Видел Николая, сидящего с неестественно прямой спиной, сжимающего руки на столе, старающегося дышать ровно.
— Понимаю, — наконец произнес Рябоволов. Его голос был ровен, но в нем слышался ледяной интерес ученого и трезвый расчет политика. — Риск колоссальный. Но… логичный. Что требуется лично от меня?
— Ты будешь его тенью. Его щитом. Его мозгом в рутинных вопросах, — указал я. — Фильтруй доступ к нему. Никаких балов, приемов, выходов к толпе. Только этот кабинет. Совещания с тобой и проверенными чиновниками должны проходить здесь за закрытыми дверьми. Пусть он подписывает только те указы, которые ты подготовишь и лично проверишь. Если возникнет что-то сложное, что ты не сможешь или не захочешь решать сам — свяжитесь со мной через кольцо. Или отложи. Главное = удерживать видимость. стабильность и спокойствие.
Я посмотрел Юрию Викторовичу прямо в глаза.
— Его безопасность — на тебе, Рябоволов. Если с ним что-то случится…
— Ваш гнев будет последним, что я увижу, — закончил он мою мысль с легкой, почти невидимой усмешкой. Его взгляд скользнул к деревянно-механическому протезу. — Будет исполнено. Он будет в безопасности. И будет казаться живым. — Он кивнул Николаю за столом. — Ваше Величество. Ваши указания?
Соболев вздрогнул. Голос прозвучал чуть громче, чем надо, но достаточно уверенно:
— Для начала… Хочу поесть чего-нибудь вредненького!
Рябоволов скривился и взглянул на меня.
А я… Я лишь хмыкнул и пожал плечами, мол можно понять парня! Недели без человеческой пищи… Все духовная да духовная!
* * *
Покои Анны в Зимнем дворце были когда-то оплотом роскоши и девичьих, пусть и наигранных, грез. Теперь они напоминали склеп. Тяжелые бархатные шторы были плотно задёрнуты, погружая комнату в полумрак…