В общем, идея была заманчивая, и тут как раз пришла Вупна, тоже села за стол и спросила:
— Ну что ты решил, Долгой?
Я тут же накрыл её ладонь своей и произнёс:
— Хочу оставить у вас брата на четыре дня, а за это время сходить в Гардов. Твой муж сказал, что это безопасно.
— Совершенно безопасно, — подтвердила Вупна. — Мы за ним присмотрим, и я его полностью вылечу.
И тоже не соврала. Глупо было не воспользоваться ситуаций. Я допил медовуху и сказал:
— Тогда я сейчас быстро переговорю с братом, да поспешу.
— Ты собрался идти в ночь? — удивился Будута. — Может, останешься до утра?
— До ночи есть ещё время, — заметил я. — Если сейчас выйду, как раз засветло до путевого стана ещё успею дойти.
Я дал пасечнику двадцать пять печатей и ещё раз попросил получше заботиться о брате. Затем зашёл к Добрану, отдал ему одежду, объяснил ситуацию, напомнил, что для всех он сейчас — Смык, и пообещал через четыре дня за ним вернуться. После чего пошёл к Ясне.
До захода солнца у нас оставалось больше трёх часов, и всё это время мы гнали гусаков без остановки. Сначала было непривычно и тяжело, но к концу второго часа я приноровился, и стало казаться, что не так уж сильно и трясёт.
На ночёвку решили устраиваться, не дожидаясь полной темноты, чтобы не нервировать наших ящеров. К тому же теперь мы не могли разбивать лагерь где угодно — нужно было найти место возле какого-нибудь ручья, чтобы гусаки могли вдоволь напиться, а это — время. Когда подходящее место отыскалось, солнце уже было за горизонтом.
Но хоть мы и успели устроиться на ночлег, до того как наступила полная темнота, ящерам всё равно пришлось понервничать — они сильно напряглись, когда я подвёл их к костру и привязал к дереву буквально в пяти метрах от огня. Гусаки долго поглядывали на костёр с опаской, вертели головами, словно высматривали, куда бы убежать, несколько раз пытались это сделать, но в итоге смирились, успокоились и легли спать. Мы с Ясной тут же последовали их примеру.
Проснулись на заре, до восхода солнца от громкой трели какой-то птицы в соседних кустах. Птах надрывался так громко, что казалось, он поёт чуть ли не над самым моим ухом. Сказав спасибо живому будильнику, я напоил уже проснувшихся к тому времени гусаков и перевязал их в другое место — где было побольше травы, чтобы они поели. После чего мы с Ясной тоже быстро перекусили и отправились в путь.
Я рассчитывал преодолеть расстояние до Грозовца за два дня, но уложились чуть больше чем за полтора. Солнце находилось ещё довольно высоко над горизонтом, когда мы подъехали к этому городишке. И я мысленно похвалил себя за идею купить гусаков.
Найти дом дяди Ясны проблем не составило, всё же он был местным посадником — формально главным человеком в городе. Хотя после истории с Добраном, глядя, как огневики обошлись с его отцом — посадником Гардова, я понимал, что должность эта не такая уж и крутая по местным меркам. Впрочем, в отличие от Гардова, Грозовец был столицей удела, а дядя Ясны, соответственно, не городским посадником, а удельным. Не знаю, насколько это было весомее в глазах тех же огневиков, но дом Велигора Званимировича выглядел намного солиднее, чем у Гардовского посадника — практически замок на окраине города.
Правда, чтобы попасть в дом к дяде, Ясне пришлось поднапрячься. Мы на всякий случай не стали выдавать себя охране — мало ли какая сейчас политическая ситуация между Велиславлем и Браноборском. Возможно, напряжённая, и дядя Велигор не захочет подставлять своего князя и объявлять всем, что принял беглую племянницу. Как ни крути, а это конфликт. Браноборский князь Станислав и новый Крепинский князь Далибор однозначно потребуют от Велиградоского князя, чтобы он повлиял на своего посадника и тот вернул Крепинскую княгиню, как говорится, на родину.
По моему мнению, конфликта в любом случае было не избежать, но не стоило провоцировать его раньше времени, раскрыв факт прибытия Ясны в Грозовец. Имело смысл оставить Велигору Званимировичу самому решать, как и когда объявить, что он взял под защиту племянницу. При этом я допускал и вариант, что он не в силах противостоять Станиславу и решит прятать Ясну как минимум до того времени, как можно будет сообщить о её приезде без риска усугубить своё положение. Да и мой приезд светить не стоило — ещё проблем со Станимиром дяде Ясны не хватало.
В силу этих причин мы добивались аудиенции у Грозовецкого посадника как два брата простолюдина, и наши шансы попасть к Велигору Званимировичу были не то чтобы равны нулю, но около того. В итоге примерно через полчаса препираний, когда один из охранников демонстративно вытащил меч из ножен примерно на треть, давая понять, что нам лучше уйти, я сказал:
— Хорошо! Я не хотел до этого доводить, но если вы иначе не можете, то сейчас!
Привлекая таким образом внимание всех охранников, я принялся копаться в своём мешке. Найдя там документ на непонятном языке с большой печатью, обнаруженный при обыске огневиков, я достал его и продемонстрировал тому стражнику, что вёл себя наиболее агрессивно.
— Вы знаете, что это? — спросил я, оглядев всю стражу.
Риск, конечно, был — я показывал документ, о предназначении которого даже и не догадывался. Но я был на девяносто девять целых и девяносто девять сотых процента уверен: никто здесь не знает, что это за документ. И другого варианта пройти в дом к Велигору Званимирочиву я не видел.
Охрана молчала, и тогда я повторил вопрос:
— Вы знаете, что это?
— Нет, — ответил наконец-то один из стражников.
— Ну а если нет, то как вы смеете держать нас здесь уже целый час? — уверенным тоном произнёс я. — Срочно ведите нас к господину!
Логики и здравого смысла в моих словах было ноль, но прозвучало серьёзно, и я очень рассчитывал на эффект, который должен был произвести неизвестный