– Прочь! Тварюка! – крикнул Микулка и взмахнул мечом над головой.
Надо было что-то решать, как-то действовать. Без цели оставаться в пугающем темном лесу больше не было сил, а все цели вдруг показались мелочными и никчемными. Бигвы, победы, Стража… Даже лица деда Заряна Микулка вспомнить не смог. Вроде проявлялись отдельные черточки – прищур, насмешливые морщинки вокруг глаз, но цельный образ дробился, терялся и ускользал из памяти. У папенька защемило сердце. Он понял, что сейчас переступит черту, отделяющую деревенского паренька от взрослого витязя. Должен переступить! Но тогда воспоминание о Заряне навсегда расплывется в обрывочные картинки детства.
Оно и расплылось, но другой образ, четкий и ясный, проявился перед мысленным взором. Лицо Дивы, любимой и милой. Единственного по-настоящему близкого человека.
– Дивушка… – шепнул Микулка и смело вонзил факел рукоятью в опавшие листья.
Но тут же и этот образ расплылся вместе с решимостью. Дрожа от страха, Микулка нагнулся к оскалившемуся трупу и протянул руку.
Вдруг из-под окровавленной грудины мертвого Чубика выскользнул ночной зверек.
– Ах ты! Мелочь лесная! – снова крикнул Микул-ка, отгоняя голосом страх, и выхватил Камень из-под одежды изуродованного трупа.
Он стиснул его в руке и сразу почуял незримую силу, вместе с отблесками граней пронзившую пространство вокруг. И ему стало страшно – что будет, если он не справится с этой силой? А как с ней совладать, если не знаешь, что она собой представляет? И правду ли говорил Белоян, что этой силы хватит, чтобы попасть на небо? Одно дело меч ковать, а другое – пройти Границу между Навью и Явью. И как ее проходить? Может быть, есть какое-нибудь волшебное слово, но этого как раз никто не сказал.
А хорошо ли, что он друзей бросит, а сам за женой уйдет? Опять Микулка задумался. Плохо. Но ведь без Дивы ему не жить.
Он решился. Сглотнул от волнения и, отворачиваясь от налетевшего вдруг ветра, снова поднял Камень к глазам. Вдохнул, чтобы высказать свою заветную просьбу, и внезапно судорога страха снова сжала сердце. Липкой волной пробежала по телу. Вдруг подумалось: а каково же там, в Нави? Кто знает? Ведь оттуда из живущих никто не возвращался! Ни Белоян, ни Жур не говорили, какие испытания могут там ожидать. Скорее всего, сами не знали.
Ветер свернулся вихрем и поднял в воздух опавшие листья. Они закружились, в мгновение ока отгородив Микулку от всего мира вертящейся желтой стеной. Пламя факела вытянулось, задрожало и погасло, оставив почти непроницаемую темноту.
А ведь там боги живут… Чем придется платить за такую дерзость?
Микулка снова очертил над головой Родов знак. Даже если ему и суждено погибнуть – без Дивы все равно пропадать, так что ж он медлит?
Парнишка отер взмокший лоб и, торопясь, пока трусость не пожрала его совсем, выкрикнул первое, что подходило по смыслу и напоминало колдовские слова:
– Камень-камень! Не откажи! Диву милую мне покажи! Да пусти меня в тот край, где дорога к ней лежит! Отвори ворота в Навь!
Завыло, засверкало, завертелось^ Ветер зашумел, как падающая со скалы вода, и Явь вокруг Микулки вытянулась в длиннющий хобот светящегося смерча. Паренек так удивился, что страх отступил.
Как же так? Он ясно видел, что стоит, растерянный, с мечом в одной руке и с Камнем в другой, посреди леса. И в то же время летит ввысь. С огромной скоростью несется по хоботу смерча, который становится все ярче и ярче. И вой в воздухе превратился уже в рев, с каким буря валит вековые деревья.
Такого Микулка даже представить не мог, даже в самых удивительных снах с ним не бывало такого.
Ведь хобот ревет так, что тело дрожит мелкой дрожью, а в то же время этот рев нисколько не мешает слышать. Микулка услышал шорох упавшего листа. Услышал крики. За лесом, за горой с пещерой, за поляной в лесу Микулка увидел, как двое витязей бьются с медведем. Наверное, Ратибор с Волком, подумал Микулка. А кому ж еще быть? И только он так подумал, как сразу увидел лицо Ратибора с глазами, полными злого веселья. Опять Микулка подивился, как же так получается, что Ратибор одновременно далеко внизу и в то же время можно глянуть ему прямо в глаза.
Но не только медведь оказался противником верных друзей – через лес, обходя их сзади, крались трое лесных охотников, одетых в неопрятные шкуры. Волосатые люди с кремневыми копьями угрюмо спешили на звуки борьбы. Они шли со стороны лунного света, и в темноте леса их ни за что не разглядеть. Медведь да еще эти трое – многовато. Микулка встревожился за друзей, крепче сжал меч и пожалел, что не может оказаться рядом. Охотники, увидев витязей, занятых огромным зверем, не стали медлить. Остановившись в тридцати шагах от дерущихся, один из охотников приготовился метнуть копье. Улучив момент, когда Волк оказался к ним спиной, охотник напружинился всем телом и метнул тяжелый дротик.
– Обернись! Волк! Обернись! – выкрикнул паренек, прекрасно понимая, что его никто не услышит.
Но Волк нагнулся, пропустив сколотый кремень над самой макушкой.
– Великие боги! – воскликнул Микулка. – Да никак он услышал меня?!
И в этот момент смерч, крутящийся вокруг Ми-кулки, потемнел, покраснел и стал плотным. Если бы Микулка мог вспомнить, как лежал во чреве матери, то он бы понял, что это очень похоже. Он догадался, что это первый поверх Прави, который носит имя Земли. Хотя догадаться он об этом не мог, просто понимание сути само возникло в нем, закрепившись твердои хверенностью. И тут же он увидел Мокошь. Голая крмшая баба с огромной грудью и крутыми бедрами Крепкая, широкая в кости. Откровенно бесстыдная, но вместе с тем настолько же откровенно манящая, словно девки в Купалу. Мокошь расчесывала длинные каштановые волосы костяным гребнем.
«Правду говорил Жур», – подумал паренек и, застеснявшись, отвернулся от Мокоши.
Тут Микулке стало интересно: а где же сейчас слепой волхв? И только он подумал о нем, как увидел, что слепец свернул с дороги и идет к пещере, в которой Мара борется с лесным охотником. Кажется, Жур что-то почуял, потому что повернул к Микулке неподвижное лицо.
И вдруг Микулка увидел, что Жур-то зряч! Только у него глаза не такие, как у всех людей. Зрит он не глазами! Прямо в голове Жур& Микулка увидел светящуюся звездочку, от которой во все стороны шли тоненькие лучи.
Паренек поднял лицо вверх, навстречу неизвестному, и увидел, что мир вокруг стал совсем иным. Небо как было черным, так и осталось, только звезды вдруг стали огромнее. И от них тоже идут лучи, как из головы Жура, только длиннее и ярче.
Как же попасть в тот поверх Прави, где живет Стрибог? Микулка нахмурился, пытаясь вспомнить, что Жур говорил про Навь, Явь и Правь. Жур говорил ведь, что она слоистая. Только не как пирог, а как яйцо. Сперва скорлупа, потом пленка, потом белок, потом желток, а в желтке – зародыш.
Вспомнив Жура, Микулка снова подумал о Рати-боре с Волком. И опять он увидел ночной лес, освещенный полной луной. Оказалось, что, пока Микулка разглядывал, как чудно устроена Правь, Ратибор с Волком уже встретились с Журом и с мечами наготове стоят возле пещеры. Неподалеку мертвый медведь.
В голове медведя происходило что-то очень странное. Микулка сосредоточился, чтобы разглядеть подробнее, в чем дело, и вот что увидел – на месте мозга у медведя была дыра. Не такая дыра, какую выкапывают в земле или прорубают в деревяшке, а будто в этом месте чернота, в которой, словно в омуте, исчезает свет, тогда как вся Правь светится ровными нитями тонких лучей. Лучи, идущие от звезд, соединяются с лучами, идущими от земли и деревьев, с лучами звездочки, которую он увидел в голове Жура. Микулка присмотрелся и увидал, что и в голове Ра-тибора есть такая звездочка, и у Волка, и у Мары. Только тусклее и слабее. И у одного из лесных охотников Микулка тоже заметил в голове угасающий проблеск света. А вот у второго в голове была темная мутная пелена.
Правду, значит, говорят,