Наверное, именно в этот миг Ратибор поверил, что она не враг. Доверие, родившееся в душе, отогнало страх.
– Надо выбираться, Волчара, – твердым голосом произнес он. – Что-то слишком быстро темнеет. Не нравится мне этот лес.
– Лес как лес, – раздался из пустоты неуверенный голос Волка. – И о какой темноте ты говоришь? Солнце едва к закату клонится!
– Ящер… – хмуро выругался Ратибор.
Смутная догадка возникла в голове. Неправдоподобная. Но если ее принять, то можно объяснить очень многое. Объяснить и попытаться выпутаться.
– Слушай, Волчара… – стараясь не пустить дрожь в голос, произнес стрелок. – Ты что вокруг себя видишь?
– Ну… – В словах Волка трепетала нарастающая тревога. – Я на невысоком холме, кругом лес растет, но правее, я уже видел, идет большой гостинец. Лес не густой, ехать удобно.
– Деревья высокие?
– Не… Обычные березы, клены. А что? Ратибор перевел дыхание и спросил как можно осторожнее:
– Знаешь, почему мы друг друга не чувствуем и ж видим?
– Я что, волхв? – удивился певец.
– А я, кажется, догадываюсь. Мы с тобой на раз ных поверхах мира. Волхвы говорили, что такое воз можно, но сам я так еще не попадал.
– Что? – В голосе Волка дрогнула нотка ужаса. -На каких таких разных поверхах? О чем ты вообще го воришь?
– Послушай сюда… – Ратибор присел на корточки и приложил ко лбу похолодевшую ладонь. – Говорят, что между Навью и Явью пролегает стена. Граница. Так?
– Ну.
– Вот тебе и ну. Но некоторые волхвы считают, что это не стена вовсе. Они говорят, что мир похож на огромный терем – на первом поверхе Явь, на втором Навь. Понимаешь? Можно находиться в одном и том же месте, но на разных поверхах. Один человек ниже, другой выше, а между ними бревенчатый настил. Мы сейчас как бы точнехонько у тебя над головой.
– Так вы что там… в Нави уже? – не на шутку перепугался Волк.
– Не думаю, – передернул плечами стрелок. – Скорее, мир состоит не из двух поверхов, а из трех или даже из четырех, хотя таких теремов я не видывал. То есть между Явью и Навью не просто бревенчатый настил, а еще один поверх или два. Вот мы с Марой на одном из них, а ты на первом.
– Да как же вы туда попали?!
– Хрен его знает! – от души высказался стрелок. – Но в любом тереме должны быть лестницы между поверхами. Вот, может, на такую лестницу мы в тумане и напоролись, а может, нас нарочно на нее завели. Не знаю. Но в любом случае надо искать, как спуститься.
– Может, попробовать вернуться по следам? – предложил певец.
– Это ты у нас следопыт! – Ратибор недовольно фыркнул. – А я так, погулять вышел…
– Ага! – позабыв про тревогу, обрадовался такому признанию Волк. – Сколько раз я тебе говорил: учись по следам читать, учись нюх вместо глаз и ушей использовать! А ты все – некогда, некогда. Теперь-то понял?
– Иди ты… – обиделся стрелок. – Нашел время для поучений! Я тебе тоже много чего говорил, а все как об стенку горох. И не фыркай!
– Ладно вам! – не выдержала Мара. – Осталось только поссориться… Давайте лучше решать, что делать дальше!
Сомнения в правоте ее слов не было – темнота навалилась на лес, мир словно пропитали ромейски-ми чернилами, и Ратибор едва различал силуэт девушки с десяти шагов. Время тут явно текло с большей скоростью, чем на нижнем поверхе Яви. Ночь подступала быстро, неотвратимо. Туман пропал вовсе, но вместо него из-под древесных корней расползлась неприятная сырая прохлада, пробирающая до костей. Конь беспокоился все сильнее, храпел, мотал мордой, будто отгоняя невидимых мух, из глухой тьмы стали доноситься неясные звуки, шорохи, тяжелая поступь.
– Слушай… – Голос Волка звучал задумчиво. – А нельзя через этот твой бревенчатый настил прору биться? Без всякой лестницы?
– А я знаю? – устало вздохнул Ратибор. – У вол хвов наверняка есть какие-то заклинания, но я их не знаю. Был бы Жур с нами, наверняка бы что-то при думал…
– Был бы Жур, мы бы так не разъехались, – возразил певец. – Надо самим подумать.
– Да что тут думать? Не копать же землю, чтоб дс тебя докопаться… Вот же зараза… На пустом месте нашли развлечения на… – Он посмотрел на Мару и замолчал, потомподумал немного и неуверенно предложил: – Волчара, надо тебе нас отседова выводить. Больше некому. Ты ведь по своим следам пройдешь наверняка, мы пойдем за тобой, авось и встретимся там же, где разошлись.
– Это вряд ли, – с сомнением сказал Волк. – Вы же ехали не по моим следам. Рядом, может быть, но не точно по ним. Эдак можно и до зимы проплутать… Слушай, Ратиборушко, давай лучше поедем в Киев. Вернее будет. Там ведь Белоян, а он уж точно придумает, как вас вытащить.
– Тоже дело! – согласился стрелок. – Колокольчики мои у тебя остались? Вот вешай их к седлу, чтоб звенели, а мы с Марой поедем на звук. От тебя до Киева вроде бы недалеко, а?
– К вечеру доберемся, – без особой уверенности ободрил друга Волк. Потом поправился: – К тому вечеру, что у нас.
– Во-во… – Ратибор выразительно почесал макушку. – У нас тут темно, как в иудейском погребе за семью замками. И бродит кто-то… Дай слово, Волчара, что, если меня тут раздерут в клочья, ты на моей тризне напьешься до непотребного вида.
– Можешь не сомневаться! – усмехнулся певец, привязывая к седлу колокольчики.
Звук от них получился чистый, почти серебряный. Звонкий.
Глава 10
В лесу стало холодно. Коня Мара дела в поводу, потому что ехать было совершенно невозможно – толстые ветви деревьев выныривали из кромешной тьмы чуть ли не перед самым лицом, ни одна капля света не просачивалась к невидимой под ногами земле.
Черная как сажа ночь казалась совсем чужой, незнакомой, откровенно враждебной. Она жила своей собственной жизнью, непонятной, странной: деревья скрипели без всякого ветра, впереди мелькали зеленоватые и синие огоньки. Ничего не освещая, они только подчеркивали густую холодную темень и узость окружающего пространства. Ратибор с Марой будто протискивались сквозь щель в скале, но стены были бесплотными, состояли только из сгущенного, как патока, мрака.
Лес хохотал, ухал, дразнил десятикратным эхом, позади иногда показывались кровавые уголья горящих глаз. Явно нежить, ни у одного нормального зверя глаза не горят как головешки, освещая половину морды. А то и всю… Да и сами морды не походили ни на что привычное, их даже и мордами назвать было трудно – в красноватом свете мелькали перепончатые уши, потускневшие от крови клыки и бугристая бородавчатая кожа.
Иногда глухое ворчание неведомых тварей пере ходило в надсадное рычание и визг, слышались мо гучие удары и треск раздираемой плоти – не рис куя напасть на людей, дрались между собой. Люди видать, им были в диковинку, куда привычнее рвать в клочья друг дружку. И хотя никто до сих пор на падать даже не пробовал, Ратибор до треска в жи лах сжимал рукоять меча, готовый рубануть все, чтс вылезет из холодного мрака. Единственным успоко ением был непрестанный звон колокольчиков, при вязанных к седлу Ветерка. Единственная ниточка i привычный мир.
– Эй, Волчара! – не выдержав напряжения, позвал стрелок. – Как там солнце?
– Висит. Светит. Чего ему станет? Спускается к закату своим чередом.
Волку уже порядком надоел один и тот же вопрос. Ему было трудно понять чувства друзей, бредущих в густой саже тьмы, когда над головой светит солнце, а птицы поют свои предвечерние песни. Возни и рычания тварей он не слыхал – видно, с того поверха мира доносились лишь звуки, издаваемые чужаками.
– Киева еще не видать? – в который уж раз спросил Ратибор.
– Может, и был бы виден, да лес мешает, – отфыркнулся Волк. – Там впереди роща вроде кончается, луг идет.
– Стой! – коротко приказал Ратибор. – Что за деревья вокруг?
– Осины, а что?
– Погоди…
Звон колокольчиков стих. Стрелок перехватил