– А чего… – пожал плечами стрелок. – На меня вроде никто обиды не держит.
Они добрались до терема старосты и бесшумно прошли на задний двор, туда, где по глухому конскому всхрапыванию и тихому ржанию угадывалась конюшня. Ратибор с шуршанием отодвинул толстый деревянный брус засова и, толкнув скрипнувшие ворота, скрылся в непроглядной, пахнущей сеном и навозом темени.
– Вот и Микулкин коник, – тихо молвил он изнутри. – Ящер… Надо бы хоть уздечку сыскать… А вот она! Тут и седло, и попона… Вот и хорошо!
– Седлай быстрее, – поторопил друга Волк. – Нас же Мара будет ждать у околицы.
– Ты что, не знаешь, как девки собираются? Мы ее еще заждемся! Попомни мои слова.
– С нами ничего не случится, а ей, может, страшно одной. Она вообще чего-то боится, ты не заметил?
– Ну… Я особо и не глядел…
– Конечно! Тебе не до того было… – скривился певец. – Она меня знаешь чем удивила?
– Чем?
– Представляешь, ей известно, что она в жертву назначена! Прямо попросила меня забрать ее отсюда.
– Если учесть первое, – раздался из темноты голос Ратибора, – то второе как раз понятно. Но откуда она могла знать, если староста только при нас решил это сделать? Правду говорят – что знают трое, то знает и порося. Или староста нам чего-то не договорил…
– Ты там долго копаться будешь? – просунув го лову между створок ворот, спросил Волк.
– Взял бы и помог, – недовольно буркнул стрелок
– А стеречь кто будет?
– Тогда помолчи.
Он еще немного повозился, седлая коня, и вскоре вышел, ведя Ветерка в поводу. Несколько соломинок пристало к новому кафтану Ратибора.
– Совсемпривык к тебе коник1 – удивился Волк. – А то все артачился, чужих к себе не пускал.
– Так сколько мы с Микулой промаялись! Вот его лошадка ко мне и привыкла.
– Тогда ты на ней и езжай, а мы с Марой на твоей поскачем, – сказал Волк.
Ближе к околице избы стояли реже, оставляя заросшие лебедой пустыри и небольшие березовые рощицы. Деревня вот-вот должна была кончиться, но густеющий туман не позволял глядеть далеко, приглушая звуки и скрадывая расстояния.
– Вот зараза… – сплюнул Ратибор. – Ни хрена не видать. Где кончается эта деревня?
– Вроде вон последняя изба, – показал рукой Волк. – Помнишь? Вот и колодец, у которого мы умывались. Только Мары не видно.
– Я же тебе говорил, что мы ее еще устанем ждать…
– Погоди! – Певец поднял руку и чутко прислушался. – Слышишь?
– Ага, слышу, как сердце бьется в груди.
– Да прислушайся! – не унимался Волк. – Явно же конский топот!
Стрелок изо всех сил напряг слух, и ему действительно показалось, что сквозь туман послышался удаляющийся стук копыт. Он бухнулся на карачки и чуть не уперся носом в землю.
– Точно! – вставая, кивнул он. – Свежий след в пыли. Это Мара твоя на нашей лошадке уехала! Леший… Прыгай в седло, чего стоишь! И скачи что есть мочи, я буду за стремя держаться! Вот и верь девкам!
– Да она не могла…
– Полезай, говорю! – теряя терпение, воскликнул Ратибор.
Пока Волк запрыгивал на коня, стрелок привесил к седлу лук, колчан и пояс с мечом, уверенно взялся за стремя, ноги налились горячей волной силы.
– Но! – крикнул Волк и шарахцул Ветерка пятками по бокам.
Конь рванулся с места в галоп, широкие копыта смешали с туманом пыль и мелкие камни, дробный топот ударил в уши, уносясь назад вместе с набегающим ветром. Ратибора рвануло так, что чуть руки из плеч не выдернуло, в суставах мокро чавкнуло, а мышцы отозвались острой тянущей болью. Рана на левом предплечье полыхнула огнем, но на красном рукаве кафтана крови не было видно.
– Полегче, чтоб тебя! – скривившись, выдохнул он.
– Сам просил поскорее! – ответил Волк. – Коль взялся за гуж, так не говори, что не дюж.
Земля прыгала под ногами, как ладья на порогах, из-под копыт летели камни и клочья травы, конь храпел, роняя с губ белесые капли пены. Невесомые клубы тумана неслись прямо в лицо, и Ратибору на миг показалось, что это не туман, а он сам вместе с конем летит с огромной высоты к спрятавшейся за облаками земле. Ощущение было столь сильным, что пальцы скрючились, до боли сжав истертую бронзу стремени. Слева, сквозь белесую морось, мелькнула огромная туша дохлого жряка, но затуманенный мир тут же съежился до крохотного рваного лоскутка, едва позволяя разглядеть бешено несущиеся навстречу камни. Ветерок скакал во весь опор, будто понимая, сколь многое зависит от этой скачки, осенняя трава большого холмистого луга хлестала по ногам, впереди, сквозь дыры в тумане, виднелась сплошная стена деревьев.
– Правь в лес! – прохрипел стрелок. – Только чуть правее, там вроде тропка есть. И попробуй следы разглядеть! Может, кусты где примяты или сломленная ветка висит…
Волк рванул коня вправо, влетая в густой подлесок, и ноги стрелка на три пяди оторвались от земли. Если бы не крепость рук, то закувыркался бы в траве, как камень, выпущенный из пращи.
Теперь бежать возле лошади-стало еще труднее – покрытые желтыми листьями ветви били нещадно, как мужики в кулачной драке на речке. Ноги бы еще сдюжили, но порезанная рука слабела с каждым ударом сердца, а одной держаться – никаких сил не хватит.
– Скачи один! – еле смог крикнуть Ратибор. – Догони ее обязательно!
– Садись на коня позади меня! – обернулся певец.
– Не догоним… тогда…
Стрелок изо всех сил сделал последний рывок, сорвал с седла пояс с мечом, попытался достать лук, но не удержался на ногах, споткнулся и полетел в кусты головою вперед.
– От… зараза… – Грохнувшись оземь, он перевернулся на «спину и стер кровь с оцарапанного лба, жадно хватая ртом сырой воздух. Руки, сжимавшие оружие, тряслись как осиновый лист.
Дробный гул копыт быстро удалялся на север, и вскоре тишина навалилась густым, вяло плывущим туманом.
– Вставай… – В трудные минуты Ратибор часто говорил сам с собой, чтобы слышать хоть чей-то ободряющий голос. – Разлегся как свинячья туша… Ну, поднимайся, вперед!
Он с трудом поднялся, ноги едва держали, но стрелок собрал волю в кулак и двинулся туда, где только что скрылся соратник. Медленно, больше скорым шагом, чем бегом, Ратибор пробирался через мокрые от мороси кусты, новые сапоги скользили по влажным опавшим листьям, желтеющие деревья обступили его со всех сторон безмолвной толпой. Он застегнул поверх кафтана пояс с мечом и прибавил шагу, дыхание постепенно возвращалось, руки покидали предательская слабость и дрожь. Неба не было видно, только белоснежные пряди тумана низко плыли над головой, пожирая звуки и скрадывая расстояние.
Пройдя четверть версты, Ратибор остановился. Он никогда не мнил себя отменным следопытом, но так быстро потерять след Ветерка было непростительной неумелостью. То ли сырость стала помехой, то ли туман, не позволяющий слышать даже пролетающих рядом птиц. Странный туман, надо сказать… Не то чтобы очень густой, но какой-то невероятно плотный, забивающий пространство, как ряска и тина забивает воду в пруду. Ни хрена не видать… Ни хрена не слыхать…
– Зараза, – выдохнул витязь и уселся на поваленное ветром дерево. – Теперь до вечера будем искать друг друга.
Нигде не было слышно даже отдаленного конского топота, только сердце колотилось в ребра, только кровь бухала в ушах гулким молотом неутомимого кузнеца. Но постепенно и эти звуки стали стихать, уступая место тягучей тишине крадущегося по лесу тумана. Казалось, что лохматые белые клочья с шелестом пробираются через густую листву, а трава, отяжелевшая от тысячи крохотных капель, пригибается под поступью неизведанного.
Сырое замшелое бревно источало накопленный за ночь холод, и Ратибор снова встал, досадливо отряхнув портки от приставшего бурого мха. Вдруг его ухо уловило едва слышный шорох, выбивающийся из всеобщего хмурого-спокойствия, как фальшивый звук выбивается из стройного лада песни. Словно еж крадется через низкий подлесок… Но вот глухо хрустнула под ступней отсыревшая ветка, утопив звук в опавшей листве, вот стукнуло железо о камень…