В трех пядях от них земля вздыбилась, вспаханная покрытым пылью плавником, над головами пронеслась тень, как от косматой тучи.
– Глину с ушей вынь! – выкрикнул стрелок в лицо другу, брызгая кровью из разбитой губы. – Ухи прочисть, чтоб тебя…
Он для убедительности выковырял комок из другого уха и протянул его под самый нос соратнику.
Жряк был настолько тяжел, что его пронесло по мелким камням на добрых два десятка шагов. Лишь глубже вонзив плавники в землю, он сумел остановиться и рывком развернул свое гибкое тело, глядя на витязей сверху вниз. От пристального взгляда слепых костяных комочков на месте глаз дрожь пронизывала тело с макушки до пят, Волк даже испугался, что сердце замрет и больше уже никогда не захочет стучать, прогоняя по жилам живую горячую кровь. Солнце теперь светило друзьям в спину. Тягучая слюна вперемешку с зеленоватой кровью потянулась из пасти чудовища к земле, и Ратибор невольно отдернул ногу, хотя до мокрого пятна, сбившего дорожную пыль, было не меньше полутора десятка шагов.
Волк, не отрывая взгляда от замершего жряка, вынул из ушей глину, еще и поковырялся там мизинцем для верности.
– Он ни хрена не видит, – вымолвил Ратибор. – Пока у него блики от меча на морде. А когда не видит, то и не дергается, будто его в землю вкопали. Постарайся светить постоянно, а я что-нибудь придумаю.
– Солнце сзади… – обреченно шепнул певец, пытаясь подняться. – Зайти бы с другой стороны!
– Ага,.. – буркнул*Ратибор, поднимаясь на четвереньки. – Попроси еще солнце передвинуть…
Жряк снова стал на дыбы и бросился на витязей с такой яростью, что спрессованный воздух ударил в уши, подняв вихри клубящейся пыли.
Друзья кувырком разлетелись в разные стороны, сапог Волка слетел с ноги, прилип к огромной бурой губе чудовища и тут же скрылся в мерзкой пасти. Жряк сдуру шарахнулся башкой оземь, да так, что полевые камни с воем и визгом полетели в деревню, срывая с крыш деревянные чешуйки гонты. Пыль поднялась до небес, в траву дождем посыпалась сухая земля.
Чудище замерло, червяком распластавшись на дороге, привыкшие к воде глазищи с пылью ладили худо. Из пасти снова вырвался жуткий клокочущий вой, но зазывного крика не вышло, мешали впившиеся в глотку стрелы.
– Меняемся мечами! – неожиданно крикнул Волк, тут же прямо через голову жряка швырнув Ратибору сверкающее оружие.
– Сдурел? – невольно отпрянул стрелок, когда лезвие впилось в землю почти у самого его лица.
– Свой меч давай! Нашел время спорить! Ничего не понимая, Ратибор вытянул тускловатый
ромейский клинок и швырнул другу.
– Не молчи! – Он утер пот со лба. – Зря, что ли, я глину из ушей выковыривал? Чего задумал?
Жряк быстро приходил в себя. Ратибор выдернул из земли сверкающий меч, закинул лук за спину и что было сил бросился прочь от деревни.
– Свети ему в морду! – еле расслышал он утонувший в грохоте и реве крик соратника. – Я знаю, что делать!
Вообще-то стрелок сам любил указывать и от роли помощника был не в восторге, но тут уж делать нечего – предложить чего-нибудь путное он все равно не мог.
Жряк лихо развернулся, вонзив плавники в землю. Ратибор понял, что бегом не успеет увернуться от метнувшегося под ноги костистого хвоста, и прыгнул так, как не прыгал никогда в жизни. Головой вперед, словно в воду, струной вытянув руки с мечом. Со стороны оно, может, смотрелось красиво, но земля встретила его не очень приветливо. Ратибор на выдохе шарахнулся в густую траву у обочины, прокатившись с пяток шагов, как чугунный горшок по полу. Вскочить сил не было, в глазах расплывались разноцветные круги, голова гудела, как наковальня после молодецкого удара пудовым молотом. Еще и непривычно острый меч неловко подвернулся под руку, кровь мигом залила рубаху, фонтанчиком вырываясь из глубокой раны в левом предплечье.
– Чтоб тебя… У-у-у… Зараза! – Стрелок все же поднялся, пытаясь разглядеть в клубах пыли соратника. – Хорошо, что не шеей!
Волка нигде не было видно, жряк порывисто дергался, пытаясь глядеть сразу в две противоположные стороны. Грохот при этом стоял отчаянный, но Ратибор не мог бы поклясться, что это грохочет шипа-стый панцирь о камни, а не кровь в его зашибленной голове.
Он двумя руками поднял меч и, поймав яркий солнечный луч, послал его прямо в морду чудовища.
Жряк замер лишь на пару мгновений, потом медленно, неуверенно стал продвигаться на свет, постепенно поднимая голову и добрую половину тела для решающего удара.
Ратибор попятился.
Ноги путались в высокой сухой траве, камни подворачивались под босые пятки, стрелок неотрывно глядел в два костяных бугорка, заменявших жряку глаза. Кровь с поднятой руки перестала заливать кисть и липко потекла по груди, пропитывая запыленную ткань рубахи.
Чудище продвигалось короткими рывками, подтягиваясь на втыкаемых в землю суставчатых плавниках. Пыль немного осела, и неожиданно для себя Ратибор разглядел Волка. Тот, словно муха по стене, полз по покатой спине жряка, в одцой руке сжимая меч, а другой цепляясь за дрожащие иглы шипов. Полз медленно, осторожно, стараясь не выдать себя раньше срока. Он неотрывно смотрел на стрелка, словно пытаясь усилием мысли передать одну-единственную просьбу.
– Не подведи, друже! – прочел по его губам Ратибор.
Меч чуть дрогнул в руках, уводя в сторону спасительные блики. Ратибор неожиданно почувствовал, что по щекам настырно ползут горячие слезы.
– Когда я тебя подводил? – шепнул он, зная, что друг все равно не поймет.
Руки крепче ухватили гладкую рукоять, направив отражение солнца точно в костистые бугорки.
Волк нашел на спине место, где лобовой щит примыкал к панцирным кольцам туловища, ухватился за длинный шип и зло размахнулся мечом. Ратибор разглядел, как после второго удара разлетелись осколки панциря, а после третьего в пыль потекла густо-зеленая кровь. Певец рубил и рубил, словно пытаясь пробить во льду прорубь для рыбной ловли, обломки панциря валились в пыль неопрятными бурыми лоскутами.
Жряк, почуяв лютую боль, завертелся волчком с такой быстротой, что пыль взвилась в небо закрученным столбом, но перевернуться на спину не мог – мешали торчащие вбок плавники. Ратибор понял, что светить ему в морду уже бесполезно, но не мог ума приложить, что же делать дальше. Да и что сделаешь с крутящейся каменной глыбой, поросшей шипами в руку длиной?
Он никак не мог взять в толк, чего, собственно, Волк добивался таким отчаянным шагом. Ведь рана, пусть и с дверь величиной, для такой туши все равно, что для человека ссадина на спине.
И тут он вздрогнул от нахлынувшего страха – Волка нигде не было видно, а жряк остановился, как собака, поймавшая надоедливую блоху. По телу чудовища прошла волна сладкой дрожи, как у сытой змеи.
– Ах ты, тварь… – прошептал стрелок, не в силах кричать от стиснувшего грудь отчаяния и бессильной ярости. – Да я тебя за это… Голыми руками…
Он, весь дрожа от переполнивших чувств, перехватил меч для удара и двинулся прямо на зиявшую кошмарным цветком пасть. Жряк не двигался, только губы его дрожали. Ратибор, будто рысь, подскочил в три прыжка и тут же с ходу рубанул в эти склизкие губы, разрубив вместе с плотью древко торчавшей стрелы.
– Нажрался, тварь… – глухо бурчал он. – На тебе, дрянь, на закуску…
Он рубанул еще и еще, ожидая ответного рывка жряка, сжал рукоять покрепче и самозабвенно стал молотить мечом, вышибая огромные зубы.
– Эй! – раздался сверху насмешливый голос. – Тебя Ящер на том свете заставит себя под хвост целовать за то, что ты над покойниками издеваешься.
Ратибор вздрогнул и поднял взор.
Волк, по грудь высунувшись из прорубленного панциря, широко улыбался вымазанной в зеленой крови рожей.
– Я и не думал, – поддел он стрелка, – что ты с мечом так лихо управляешься.
– Живой? – не поверил глазам Ратибор.
– Нет. Это мы все втроем сдохли и сидим в Нави, дожидаемся участи.
– Иди ты… – обидевшись, фыркнул стрелок. – Я тут думал, его сожрали, а он еще шутки шутит… Хрен я в следующий раз за тебя мстить полезу. Так