– Что ты хочешь? – надтреснуто выдыхаю я, запустив пальцы в волосы.
– Приезжай ко мне, – просит в отчаянии Эрик, а я молчу, полощу рот, стараюсь в целости остаться.
Он точно бредит. Совсем крышу снесло!
– Ты время видел? Короче, я иду спать, – только хочу отодвинуть трубку, как Нансен спешит меня переубедить и у него, увы, получается.
– Стой, подожди… Пожалуйста, Рэйчел. Приезжай. Мне нужно с тобой поговорить.
У него странный голос, будто плакал или орал во всю глотку, отчего нотки местами срываются.
Я подбираю колени к груди и задумчиво жую губу, тщательно взвешивая варианты. Ну куда я в такой час поеду? Господи, это невероятно.
– Поговорить можно и по телефону, – стою на своем я, укутавшись одеялом, ибо в комнате господствовал сквозняк.
Интересно, откуда дует…
– Это важно, – ставит точку Нансен, после чего на другом конце линии слышится какой-то звон. – Я жду тебя в моем старом доме, на окраине города. Ты еще помнишь адрес? Если не приедешь, я буду всю ночь сидеть на крыльце и тогда точно подхвачу воспаление легких, – и резко отключается, оставляя меня наедине с мыслями и неизвестностью.
Черт! Он шантажирует меня своим здоровьем! Мастерски манипулирует… Поверить не могу.
Выругавшись, круто опрокидываю одеяло на пол и включаю светильник, нехотя покидая теплую кровать. Я поеду. Поговорю, выслушаю этого человека и покончу с этим невеселым цирком.
Натянув первые попавшиеся черные джинсы и толстовку, осторожно, стараясь не разбудить маму, выхожу из дома и «угоняю» старушку Бетти, с мурашками на коже проезжая по пустому шоссе. Само осознание того, что я еду в дом Нансенов спустя две зимы, сбивает с толку и заставляет рвать волосы на голове. Это же так странно… Когда-то я точно также, правда на такси, посреди ночи направлялась к дому на окраине, глотая слезы и разгрызенные ногти, ведь в ту ненавистную ночь пошли первые трещины – умер Уильям. Я отчетливо помню состояние Эрика, наши посиделки на крыльце, просмотр фотоальбомов и разговоры полушепотом, потому что не было сил говорить громко. Удивительно… Отныне все иначе.
Подъехав к знакомому двору, мысленно прошу вселенную помочь мне не угодить в ямки. И вот он – белый, потрепанный временем и проливными дождями забор с калиткой, деревянный домик с покосившимся флигелем и парень, который сидит на крыльце, подперев одну ногу, отпивает какую-то жидкость из бутылки.
Я, позволив себе отдышаться, неохотно вылезаю из маминой машины и тотчас начинаю дрожать от лютого холода, тридцать раз пожалев, что не надела пальто. К счастью, на заднем сиденье лежал клетчатый плед, который я додумалась на себя накинуть. Боюсь, мое сердце не выдержит такого напряжения. Я словно проглотила струны, и кто-то сейчас играет на них противную мелодию, поэтому моментально срабатывает рвотный позыв. Слишком ностальгично, слишком больно, слишком тяжело… Я обещала себе идти дальше, но дорога снова привела меня к этому человеку.
Я стараюсь не смотреть на сидящего брюнета с бутылкой, как выяснилось, скотча и сажусь на ступеньку лестницы, с интересом изучая когда-то живой дом.
Штукатурка и стены стерлись, краска на двери пожелтела, и, если хорошенько приглядеться, можно заметить крошечные дырочки – дерево захватили термиты. Что насчет двора, то здесь, скорее всего, пасутся лесные обитатели; полно высокой, по колено, травы и кустов. Окна грязные, крыльцо пыльное… По-моему, не нужно быть больно умным, чтобы понять, в чем тут дело. Неужто здесь больше никто не живет?
Эрик шумно отхлебывает из бутылки и вытирает рукавом коричневой куртки подбородок, на котором, под правильным светом, заметна щетина. Раньше я этого не замечала, но он возмужал, стал брутальным и еще более красивым.
– Ты пьян, – тяжело вздыхаю я, сообразив, от чего тот не в лучшем расположении духа.
– Глупо говорить нет, поэтому – да, – хлопая покрасневшей от холода рукой по карманам, рассеянным взглядом смотрит в темноту Нансен; он, спустя секунды, находит сигареты и зажигалку, протянув упаковку в мою сторону. Мерзко. – Закуришь?
Взглядом, не требующим формулировок, испепеляю брюнета, и тот виновато подбрасывает брови к открытому лбу. Волосы его влажные, думаю, от пота. Он так точно заболеет и скончается либо от простуды, либо от рака легких. Эрик все-таки не бросил курить.
– Ты хотел поговорить? Давай, я готова слушать, – откашливаясь, приобнимаю себя, плотнее закутываясь в плед, поскольку ночной ветер бьет прямо в спину.
– Давно ты здесь не была, да? – затягиваясь, жмурится Эрик.
– В последний мой визит ты сказал, что мы расстаемся. Об этом ты хотел поговорить? – с упреком выдавила я прежде, чем успела подумать.
Черт.
– Ненавидишь меня…
– Нет, просто пытаюсь понять, что в твоей голове творится. Зачем ты вынудил меня приехать сюда в два часа ночи? У тебя увлечение такое?
Зеленоглазый грустно хмыкает, выпуская серый дым в звездное небо и, царапая зубами губы, чистосердечно произносит:
– Я хочу объясниться. Согласись, нам это необходимо, – он находит мои помутневшие от чувства глаза и больше не позволяет мне двигаться; цепляется мертвой хваткой.
Пожалуйста, пусть в груди это чудовище закроет пасть и перестанет биться.
– Моя мама узнала, что мы с тобой расстались, через три дня после твоего отъезда в Портленд. Я не знал, что ты уехала. Уже потом, когда я пришел к тебе домой, твои соседи поделились новостью…
Вмиг нахмурив ровные брови, бесцеремонно обрываю реплику Нансена, совершенно ничего не понимая.
– Ты приходил ко мне домой? – не верю.
– Да, я хотел предупредить тебя о своем переезде и попрощаться, но опоздал, – печально улыбается брюнет, стряхивая пепел на свои ботинки. – Ты улетела, я остался один, ведь, черт, я потерял всех своих друзей, включая Скотта. Он разозлился на меня, и правильно, ведь вел я себя как последний козел. В тот вечер я пришел в паб, где любил выпивать Крис. Мы встретили рассвет в разрушенной «Сходке». Тогда, видимо, в наши пьяные головы и пришла идея о сотрудничестве, но для этого мне нужно было получить подпись опекуна и папиного делового партнера. Он как раз был недалеко от Митсент-Сити. Мама меня не поддержала, хотела, чтобы я продолжал дело отца в одиночку, а не с какими-то непонятными людьми. Я ее послал. Впервые в жизни нахамил и в грубой форме велел не лезть в мою жизнь, – качая головой, усмехается темноволосый, смотря в одну точку; я напрягаюсь. – Мы собрали вещи и уехали к родственникам. Помнишь мою кузину Тару? У них сейчас живет мама. Похоже, я просчитался, потому что Эмма каким-то образом узнала о моем отъезде и, судя по всему, сообщила тебе, – парень делает паузу, ногой втаптывая окурок в сырую землю, –