Его острый подбородок высокомерно приподнялся, словно этим действием парень пытается меня в землю вдолбить. Какой проныра. Полагаю, шатен страдает комплексом неполноценности, поскольку иначе объяснить его поведение невозможно. Или ему просто-напросто нравится бесить меня.
– Есть его будешь не ты, – напоминает, устало вздыхая, Айзек, поглядев на меня. – Вы в одной школе учились? – намекает на блондинку, поправляющую короткие пряди за уши.
– Ага. Мы с детства дружим, – предаваясь воспоминаниям, отвечаю я, улыбнувшись подруге.
Она утвердительно кивнула, поерзав на месте.
– А где учишься ты? – смерив глазами скучающего Никсона, вздохнула Фишер.
Вот и мне интересно. Никогда раньше не встречала его на улицах Митсент-Сити. И даже на городских межшкольных спортивных играх. Возможно, просто не обращала внимания, кто знает? Однако вскоре шатен развеивает мои сомнения, нехотя открываясь двум малознакомым девушкам.
– Закончил школу я в Германии, а сейчас помогаю отцу с фирмой.
– То есть нигде не учишься? – уточнила я.
Шатен наладил зрительный контакт со мной и хмыкнул.
– Я занимаюсь на дому. Финансы. Чтобы поддержать бизнес отца. Довольна ответом?
– Вполне, – специально широко улыбаюсь я, сверкнув голубыми глазами, чем явно смущаю надувшего щеки Никсона.
– Ты выглядишь зрело, – неловко усмехаясь, подмечает Роуз. – Сколько тебе лет?
За стол возвращается довольная чем-то Би. Она сжимает накрашенные губы в тонкую полосу и прячет какую-то бумажку в кулачке, тем не менее, кроме меня, этого никто не замечает.
Потянувшись, аккуратно выглядываю в сторону бара и обнаруживаю за стойкой молодого, но гораздо старше Беатрис человека. У него кучерявые густые волосы, смуглая кожа и острый нос. Выглядит вполне симпатичным, но порядочным ли? Похоже, они с брюнеткой обменялись номерами.
– Двадцать два?! – удивленно воскликнула подруга, отчего я подпрыгнула на месте.
Боже, напугала… Пытаясь усмирить дыхание, я обидчиво хмурюсь и толкаю Ро локтем в бок.
– Знаю, – проводя ладонью по волосам, щебечет кареглазый. – Я неотразим.
Все лишь фыркнули на его замечание, и, когда Айзек любезно согласился принести заказы, мы принялись за трапезу. Мой черничный кекс оказался умопомрачительным: шоколадный бисквит во рту тает, а в самой сердцевине десерта джем с крупными ягодами. Язык блаженствует, вкушая кисло-сладкую смесь, за которую и убить не жалко.
Прикрываю глаза и мычу от удовольствия, с головой погрузившись в свою тарелку, ножиком разрезаю кекс, нанизывая кусочек на вилку. Обязательно попрошу маму испечь подобный… Это нереально вкусно!
– Что с твоей рукой? – заметив след от ожога, пискнула взволнованно Беатрис, застав меня врасплох уже второй раз за этот вечер.
Все замерли, перестав есть, и обратили свои взоры на мою ладонь, с интересом изучая некрасивый шрамик. Я машинально убираю руку в сторону, глотая кашу из кекса во рту, которая предательски затвердела и будто застряла в горле.
Роуз знает обо всем, потому сжала под столом мое колено, как бы показывая свою поддержку.
– Да так, – посмеиваясь, поднимаю голову, – в детстве любила приключения.
– Так и не скажешь, что шрам у тебя с детства. Он довольно свеж, – вытянув шею вперед, с любопытством разглядывая мою ладонь, подмечает Никсон.
– Ты кто – дерматолог?! – закипая, фыркнула я, испугавшись чужого интереса.
Воздуха стало критически не хватать, а пленочный цветной фильм, всплывающий в памяти, транслируется перед носом, мозолит глаза, заставляет страдать своими повторяющимися кадрами. Рыжеволосая макушка и скользкая улыбка вонзились острыми клыками прямо в сердце, и я резко отодвинулась от стола, схватившись за грудь. Душит невидимая петля воспоминаний. Почему я не могу их отпустить? С ними тяжело жить. Почему люди не пытаются избавиться от того, что приносит им несчастья? Ведь если так сделать, многое упростится.
Би и Айзек обеспокоенно переглянулись, после чего уставились на меня.
– Рэй, выпей воды, – протягивает бокал с лимонным напитком Роуз, но я отказываюсь.
Хочу сжечь пленку. Пусть фильм подойдет к концу, иначе мой мозг рванет в космос!
– Рэйчел, прости Никсона. У него язык без костей, – замахивается на брата Би и шипит.
– Что я такого сказал? – не понимает тот. – Вы, подростки, такие импульсивные, аж тошнит. Гормоны играют, да, Рэйчел? – язвительно цокает языком шатен.
Чаша терпения переполнилась его же ядом. Обида сдавливает череп. Я поднимаю глаза, искрящиеся от ненависти, и несколько раз моргаю.
– Да что ты знаешь вообще? Посмотри лучше на себя! Тебе двадцать, но ведешь ты себя как школьник с комплексами. Ты чего пристал ко мне? Так нравится играть на чувствах других? Псих, – больше ничего не говоря, бросаю Ро «Я домой» и, шагая быстро, размашисто, выхожу из душного кафе, заодно заплатив за всех наличкой.
Глупый Никсон! Что ему известно?! Я прошла через огонь и воду, а он смеяться думает? Ненавижу таких людей, ибо они смеются над страданиями других, считая это мелочью. Обесценивать проблемы – самая грубая ошибка, которую может допустить человек. Ваше кривое слово, жест, взгляд стоят кому-то жизни. Самооценки. Уверенности. Вы просто ломаете душу, как спичку, даже не дав ей шанса вспыхнуть.
Подхожу к дороге, поглядывая по сторонам, ловлю такси, сажусь в теплый салон, невнятно назвав домашний адрес. Надеюсь, больше с Никсоном мы не увидимся, поскольку парень напоминает мне всех засранцев из прошлого.
Машина двинулась с мертвой точки. Наконец-то покой…
Глава 6
Сила слов могущественна и несокрушима. Особенно разрушительны те слова, в которых полно желчи.
Мы впитываем весь сок в себя, дышим пьянящим ароматом, глотаем и давимся, не задумываясь, что яд этот был выпущен специально.
Слово способно спасти человека, например, когда пациент слышит это заветное «худшее позади», или, наоборот, убить. Убивает оно все: надежды, веру, дружбу, самооценку, любовь или просто обрывает существование. Впрочем, последнее зависит больше от человека, чем от слова.
Возможно, вы сталкивались с силой слов или применяли эту силу против кого-то. Хороший человек должен разбираться в собственной речи, прежде всего он должен ее контролировать. Пока ты это делаешь, отравленные ядом слова не сорвутся с твоих губ. Есть ли противоядие от этого, спросите вы меня, и я отвечу – да. Как бы смешно это ни звучало, но противостоит слову действие, совершенное человеком. В момент самобичевания важно найти того, кто лаской залечит ваши раны. Обычные объятия, рука, гладящая спину, то же лживое, но отчаянно желаемое «все будет хорошо» помогут.
Когда мне больно, я плачу. Это было нормальным – плакать. Но сейчас даже слезы не способны избавить меня от черной дыры в груди, которая, засасывая все больше неприятных ситуаций, воспоминаний, слов, становится шире и увеличивается в размерах, что непременно смущает. Я была трусливой, такой и осталось, пряча это неприятное качество за маской сильной девушки. Да, чистосердечно признаюсь, я