— А если рванёт? — забеспокоился я.
— Тогда придётся звать Михалыча, — вздохнула Дуся.
В общем, примерно через пятнадцать минут гейзер был повергнут. Ещё примерно час или чуть больше Дуся с Музой отмывали стены и пол. И только глубоко за полночь в коммуналке опять воцарилось спокойствие. Но из-за этого я всё равно не выспался.
Поэтому с самого утра был хмурый и мрачный.
Таким меня и застала Изольда Мстиславовна, когда заглянула ко мне в кабинет.
— Бубнов, на минуточку, — кивнула она мне и исчезла за дверью.
Лариса и Мария Степановна переглянулись. Они уже давно решили, что нас с Изольдой Мстиславовной что-то связывает. То есть я ей либо внучок, либо альфонс. Потому что «железная» Старуха с людьми не общается. А тут чуть ли не ежедневно ко мне заглядывает. И я в приёмную часто хожу. Это все видели.
Изольда Мстиславовна повела меня к себе в приёмную. Плотно закрыла дверь. Зачем-то выглянула в окно. И только затем, понизив голос до еле слышного шепота, сказала:
— Муля, у тебя же завтра приём в Партию.
Чёрт! Я чуть не хлопнул себя рукой по лбу. Совсем закрутился и забыл. Точно! Большаков же что-то говорил недавно. Хотя дату вроде не называл.
Поэтому я пожал плечами:
— Точно завтра?
— Конечно! Что ты как раззява⁈ — рассердилась Изольда Мстиславовна, — вчера поздно уже Уточкина прибегала и сказала.
— Уточкина? — я поёжился. В прошлый раз мы с нею расстались отнюдь не друзьями. Я планировал её сместить с должности, но сначала забыл, потом плюнул. И вот теперь снова Уточкина.
— Ну да. Она секретарём в комиссии будет, — кивнула Изольда Мстиславовна. — Но Первухин звонил и прислал рекомендации, так что всё пройдёт быстро и хорошо. Не беспокойся.
— Но я до завтра документы все не соберу, — сказал я, мысленно прикидывая, как за одну ночь выучить основные положения марксистско-ленинской теории и всю программу КПСС. Ведь будут спрашивать.
— Уже всё готово, — махнула рукой Изольда Мстиславовна и, подмигнув мне, сунула в руку какую-то бумажку, — это за ночь выучи. И так, чтобы аж от зубов отскакивало. Тебя только это спрашивать и будут.
Глава 25
— Муля, ты акулу когда-нибудь видел? — ворчливо спросила Дуся.
Было столь ранее утро, что я только проснулся, и даже не начал собираться на работу. А вот Дуся уже успела сбегать на рынок и только-только вернулась.
— Не видел, — осторожно ответил я, конечно же, имея в виду этот мир (тот, прошлый Муля где её мог видеть? А акулы из моего мира к этому отношения не имели никакого).
— А раз не видел — то иди смотри, — заявила Дуся и гневно бахнула на стол увесистую продуктовую сумку.
Мне стало любопытно, и я решил на эту акулу посмотреть. Мне было удивительно, что на обычном московском базаре в 1951 году можно купить эдакую экзотику.
Я заглянул в сумку и разочарованно сказал:
— Дуся, у тебя, видимо, была двойка по зоологии. Это же не акула. Это карп. Самый обычный зеркальный карп. Точнее два карпа.
— А по цене — как акула! — возмущённо парировала Дуся. — Значит, это акула!
Я рассмеялся и пошёл собираться на работу.
— Сделаю рыбу фиш. Главное Праздничное блюдо на стол, — сообщила Дуся, когда я вернулся, умытый и побритый.
— А что за праздник такой? — удивился я, надевая рубашку.
— Между прочим, двойной будет праздник, — ответила Дуся и пояснила, — первый — это то, что ты вступишь в Партию…
— А если меня не сочтут достойным и не пустят? — развеселился я.
— Тогда все будут есть рыбу, а ты — нет, — сердито отрезала Дуся, которая мои, даже мнимые неуспехи, воспринимала слишком уж близко к сердцу.
— А второй?
— Второй — за новоселье Модеста Фёдоровича и Маши в новую квартиру. Твою, между прочим, квартиру, — едко подколола меня Дуся.
И я не нашёлся, что ей ответить.
А на работе я уже битый час печально смотрел на список членов делегации и вздыхал. Задачка всё никак не решалась. Я уже грешным делом решил, что нужно поймать этого Тельняшева и сломать ему ногу. Хотя мне кажется, он и на костылях с гипсом поедет. Гад такой.
Ну вот и кого тогда вычёркивать?
Весь озабоченный и встревоженный, я вышел из кабинета. Решил сходить перекурить. Авось что-то дельное и придумается. И хоть в обычное время я был противником всяких там перекуров и чаепитий на рабочем месте, но иногда нужно сделать небольшую паузу и решение появится.
На коридоре я столкнулся… с Лёлей Ивановой.
При виде меня её смазливенькое, хоть и несколько крысячье личико передёрнулось. Но она всё же смогла взять себя в руки и даже улыбнулась:
— Бубнов, — вкрадчиво промяукала она, — ты знаешь, что тебя в Югославию не пустят?
— Почему это? — удивился я, между тем направляясь к служебному выходу на внутренний двор, где все наши обычно перекуривали.
— Ты курить начал? — удивилась она, видя, что я направился к «месту для курения».
— Это запрещено? — вопросом на вопрос ответил я.
— Нет, не запрещено, — язвительно сказала Лёля и не менее едко добавила, — а как же моральный облик советского человека?
— Я только встал на путь самосовершенствования, — дипломатично ответил я, видя, что она явно пытается раздуть скандал.
Но Лёля не удовлетворилась моим ответом и довольно резко фыркнула:
— Ты это Комиссии по выездам за границу втюхивать будешь? — она противно хихикнула.
И мне этот её смех совсем не понравился. Но отвечать что-то надо было, и я ответил, кратко и ёмко:
— Конечно.
— И что ты им скажешь? — склонила голову к плечу Лёля и стала похожа на любопытную ворону.
— Это останется между мной и Комиссией. — поморщился я: думать о Комиссии не хотелось.
Но Лёля заметила мою гримасу и сказала с довольным видом:
— Вот ещё один штришок, из-за которого тебя не пустят.
— Нет, это единственная причина, — пожал плечами я и рассеянно выпустил облачко дыма вверх, — но я им торжественно поклянусь бросить курить. И брошу, в ту же