Валентина с удовольствием цапнула кексик и принялась жадно его есть.
А я решил воспользоваться ситуацией:
— И, кстати, если хочешь быть полезной и доказать, что ты взрослая — помоги мне.
— Чем помочь, Муля? — с готовностью вскинулась Валентина, даже о кексике забыла.
— Попроси отца соорудить какую-то справку задним числом, что якобы Орфей Жасминов где-нибудь работает. Да хоть дворником. А то его в тюрьму забрали и могут на несколько лет посадить за тунеядство. Он на днях, примерно послезавтра, если его выпустят, уедет в деревню к Печкину. Тот его на работу в клуб возьмёт. Но сейчас ему помочь нужно. А то загубят человека.
— Но папа и слышать о нём не хочет… — перепугалась Валентина.
— Значит, тебе задание — донести информацию до отца так, чтобы он захотел помочь нашему другу. Поняла?
Валентина задумчиво кивнула.
— А раз поняла — забирай кексик и иди домой. Я спать хочу, — проворчал я.
Рано утром, когда я только-только закончил вести комсомольское собрание — сегодня мы разбирали очень интересную тему, о преодолении страха выступать перед большим количеством людей, — я попросил Надю и Олю остаться.
— Что такое, Муля? — спросила довольная моим вниманием кареглазка и расцвела улыбкой.
Наденька просто смотрела на меня лучистыми глазами.
— Товарищи девушки, мне нужна ваша помощь, — сказал я. — Вспомните, пожалуйста, кто из наших комсомолок работает в отделе, который связан с журналами и газетами?
— Муля, ну ты что? Я работаю! — воскликнула Оля.
— Ну ты же в архиве, Оля.
— Я работала в архиве, — весело ответила она, — но уже неделю как перешла в другой отдел. Меня повысили до замначальника отдела. Ты всё пропустил, Муля со своими проблемами. Со своей Югославией…
— Конечно, конечно… — покаялся я.
— Готовишься в Югославию… Куда там тебе на нас, простых людей, смотреть, — поддела меня и Надя, отчего и сама смутилась, да так, что её веснушки стали ещё более заметными.
— Извините, девочка… Точно закрутился… Всё забыл… — вздохнул я.
— Так что ты хотел? — блестя глазами от любопытства, спросила Оля.
— Да вот… мне подсказка нужна. Мне нужен один из журналов… Или, может быть, это газета… Но такая, чтобы она была популярной среди театральной богемы, в том числе среди режиссёров, писателей… В общем, чтобы они её все читали.
— Есть такой альманах, — кивнула Оля.
— Есть и газета, и два журнала, — подумав, добавила Надя. — А ещё есть несколько сборников попроще, есть альманахи.
— Нет, мне самое такое… рейтинговое.
— Что такое «рейтинговое»? — с недоумением спросила Оля.
— Потом объясню. Ну, такой, который больше всех читают.
— Хорошо. А зачем тебе это надо? — спросила Надя.
— Я хочу дать объявление.
— Ну так ты можешь спокойно дать в любое издание. В чём проблема?
— В том, что мне надо дать непростое объявление, и чтобы его обязательно напечатали. То есть мне, видимо, нужна какая-то справка или звонок от Комитета, чтобы мне не отказали. И вместе с тем это не сильно законно. Поэтому чтобы у вас тоже не было проблем…
— Ха-ха-ха-ха! — рассмеялась Оля. — Ты решил кого-то убить и хочешь дать об этом объявление?
Надя и себе захихикала.
— Ну, практически да. Только не убить, а другое, возможно похлеще.
— Какое другое⁈ — воскликнули девчата хором.
Я кратко рассказал им ситуацию: как Эмиль Глыба выманил деньги у Раневской. Правда, не называя ни имён, ничего.
— Это ужасно! — пробормотала потрясённая Оля.
— Это ужасно! — поддержала её Надя. — Надо в милицию сообщить!
— Никакой милиции! — ответил я. — Старушка-актриса сама отдала деньги добровольно. По сути, этот писатель выманил у неё на жалость к своему бедственному положению. Он размягчил доброе сердце этой старушки и забрал все деньги.
— Ужасно…
— Как кошмар… До чего люди дошли!
— Да это фашист какой-то! — вскричала Надя.
— Тише, тише, Надя… Так вы можете мне как-то помочь с этим?
— А что ты конкретно хочешь в нём написать? — спросила Оля.
— В общем, я пришёл к нему отобрать назад деньги, но он от меня сбежал. Поэтому всё, что я смог сделать — забрал все его рукописи, пьесы и черновики. Они сейчас все у меня. Теперь я хочу написать объявление о том, что скоро под моим именем будет опубликована очень интересная пьеса под названием «Чернозём и зернобобовые». Чтобы он, тот человек, который прячется от меня, зашевелился и сам на меня вышел. Иначе сам я его в Москве никогда не найду.
— Муля, вот ты голова! — со смехом воскликнула Оля.
— А если он убьёт тебя? — забеспокоилась Надя.
— Это уже мои проблемы, — ответил я. — Мне главное — с ним встретиться. Так что поможете?
— Ну, конечно! — сказала Оля. — Ты, Муля, сейчас беги на работу, а то твоя каракатица тебя сожрёт с потрохами. А мы сейчас с Надькой подумаем. Еще надо Валерию Ильиничну позвать. Она вот в этих делах хорошо понимает.
— Нет, нет, девочка! — я остановил их. — Вы же понимаете, что это всё должно храниться в тайне?
— Понимаем, — сказала Оля.
— Но надо придумать: к кому из редакторов обратиться, чтобы это объявление напечатали, и потом не было никакой разборки.
— И это подумаем, — пообещала Надя. — Мы к концу дня всё порешаем и тебе скажем.
Окрылённый этом разговором, я выскочил из Красного угла и по дороге, чуть ли не посвистывая, отправился к себе в кабинет.
А там меня уже ждали.
— Где сводное ранжирование? — завизжала Татьяна Захаровна, как только я вошёл в кабинет.
— Здравствуйте, Татьяна Захаровна, — спокойно ответил я и сел на своё место.
— Бубнов! Я к кому обращаюсь⁈ — перешла на визг она.
— Ко мне, — сказал я, расстегнул пиджак, аккуратно повесил его на плечики, распустил узел галстука, закатал рукав рубашки, и сел за стол, приготовившись писать дальше свой отчёт.
— Я к тебе обращаюсь! Встать!
— Ну, Татьяна Захаровна, мы же не в школе, чтобы вставать, — укоризненно вздохнул я. — Ну, пожалуй, если вы так сильно хотите, могу и встать.
Я