Всё вокруг так или иначе напоминало об Исмагиле. Иногда мне казалось, будто он всё ещё рядом — не физически, а как часть меня. После передачи родовой памяти я стал улавливать еле различимые фрагменты из его жизни: незнакомые улицы, запахи, лица. Всё это всплывало без предупреждения и исчезало, как сон на рассвете.
Ещё до его ухода мне казалось, что всё, что он оставит после себя, — это всего лишь часть прошлого, которая рано или поздно отойдёт на второй план. Но оказалось, что каждый угол этой квартиры скрывает тайны, о которых я не догадывался. И теперь, когда деда не было рядом, мне приходилось учиться заново. Не только жить с памятью о нём, но и понимать, что вся его жизнь была наполнена такими знаниями и силами, о которых я и не подозревал.
Я выдвинул нижний ящик стола. Там нашёл несколько старых газет, какие-то записки, номера телефонов людей, чьи имена, кажется, мельком слышал ещё в детстве. Отложил их. Что-то тянуло меня дальше, в самый угол ящика. И вот, среди старых бумаг, нащупал что-то тяжёлое. Ткань. Я потянул за неё и вытащил небольшой свёрток, перетянутый кожаным шнуром. Это был небольшой пухлый картонный блокнот с затёртыми буквами на обложке. Осторожно его открыл.
Первая страница была покрыта едва различимым почерком. Строчки текста танцевали перед глазами, пока я не заставил себя сфокусироваться. Дед всегда писал аккуратно. Эти записи начинались с отчётов о странных событиях в районе у реки. Ребёнок пропал — не было следов, не было шума, к розыску особых усилий не прилагали. Дело стало очередным висяком.
Мне стало тесно в дедовском кресле. Я перелистнул страницу, и будто что-то щёлкнуло внутри. Волной накрыли чужие воспоминания, тонкие и зыбкие, как пар. Образы, которые я не мог вспомнить, потому что они не мои, но я знал, что это так или иначе часть меня. Чужая земля под ногами, крики, шаги по грязи, тягучий запах плесени и жгучее чувство тревоги. Будто я ищу кого-то… кого уже не найду. Казалось, что в этот момент я не просто читал записи деда, а проживал их, присутствуя в моменте. Это ощущение возникло так быстро, что я не успел отмахнуться от него.
Резко выдохнув, осознал, что это тоже было передано мне Исмагилом. Фрагмент памяти, свидетельство участия в этих событиях. Я чувствовал, как тянусь за его ниточками.
Следующие страницы были не менее странными. Показания врачей, свидетельства медсестёр, материалы опросов местных жителей района, которые не могли толком объяснить, что произошло. А потом глаз зацепился за фразу газетной вырезки «Похищение младенцев из роддома». Я перевернул ещё несколько страниц и передо мной раскрылись записи о том, как именно дети исчезали. Это не было случайностью, всех их похитили. Причём ни одного толкового свидетеля, ни одного чёткого следа. Всё, что имелось — это бледные воспоминания уставших людей, которые не могли понять, что произошло.
Я поднял глаза. Мысли кружились сами по себе. Информация собиралась в моей голове, пазл за пазлом, складываясь в картину. Я почувствовал себя заползающим в чью-то хитроумную ловушку.
Порывшись немного в столе, в одном из ящиков нашёл старую папку с цифрой «два» на обложке, перетянутую зелёной лентой. На обороте чернильной ручкой было написано: «Река, 1960–1979. Не терять». Почерк деда, и от этой надписи у меня по спине пробежал холодок.
Открыв её, увидел страницы, которые были заполнены примерно такими же записями, как и в предыдущей, но теперь аналитического характера. В них прослеживалось уже более конкретная информация: к похищению младенцев были причастны люди, которые вскоре после этого погибали сами. Преимущественно в воде. В тот момент всё во мне сжалось. Вода. Снова вода. Она не просто повторялась — она была ключом. Погружение, исчезновение, утопление. Всё возвращалось к реке. К ней и к тем, кто за ней стоит.
Я поднялся с кресла, пытаясь понять, как мне теперь поступить со всем этим. Точно знал, что не смогу остановиться, пока не раскрою всю правду, даже если она будет гораздо мрачнее, чем ожидал. В голове щёлкнула идея.
Мои пальцы почти автоматически достали мобильный телефон и прокрутили список контактов. Ага, нашёл. Номер Альберта - Эйнара.
Ответ не заставил себя долго ждать. Знакомые радостные интонации в голосе Альберта сразу сделали разговор чуть легче.
— Алло, Стас! — почти кричал Альберт мне в ухо. — Куда запропастился? Совсем забыл своего старого корешка по нарам?
— Привет, Эйнар! — ответил я. — Как себя чувствует сегодня палец Всеотца?
— Ну-ка ты давай поаккуратнее с такими выражениями! Фильтруй базар, как говорил наш уважаемый сокамерник Виктор Иванович! Нашёл с чем шутить, бро! — он изобразил гнев, но по тону было понятно, что он рад меня слышать. — Давай, колись, зачем набрал. Чутьё подсказывает мне, что просто так ты звонить не будешь!
— Ну я же, как обычно, весь в делах и заботах, —попытался я немного разрядить атмосферу. — Но ты прав, да. Есть одно дельце. Мне нужно переговорить с вашим Четвёртым Хранителем. Сможешь организовать?
Альберт молчал и сопел в трубку. Он отлично понимал, что просто так я не буду просить о встрече. Но, возможно, его самолюбие немного мучилось оттого, что сам он был не в теме нашего общения. — Ты прямиком заехал на верхний этаж, Стас, — наконец ответил он. — Не уверен, что получится так легко, как ты надеешься. Ладно, подожди. Я передам твой запрос дальше. Сам понимаешь, я же не могу просто прийти к нему и предъявить устное послание. Но постараюсь помочь.
— Спасибо, Эйнар, — сказал я. — Жду твоего звонка.
Закончив разговор, продолжил рассматривать материалы из папки. Через несколько минут меня прервал звонок.
— Стас, — сказал Альберт, — Как-то всё внезапно гладко и быстро получилось. Мне передали, что Четвёртый согласен. Даже больше, он вроде как ждал твоего звонка. Место встречи, говорят, там же, где и прошлый раз. Сегодня, в десять. В связи