— Я сама могу сходить.
— Вам или вашему мужу там делать нечего, и вас не пропустят. Поддержать юного героя может только ваша дочь, и то недолго, и на расстоянии. Достаточно того, что она просто придёт и постоит под окнами здания. Это нетрудно, и не будет стоить вам ни гроша.
— Как же, как же, — не сдавалась мадам, — а стоимость проезда?
Венедикт Махоркин очень часто сталкивался с людьми скупыми, а иногда и просто жадными, но сейчас он просто выпучил глаза, удивляясь такой запредельной скаредности, и не сразу нашёлся, что ответить.
— Гм, и сколько, вы думаете, стоит проезд? Я могу вам вручить один злотый, от лица военного министерства, если вы мне напишите расписку и, прошу вас не забывать, что барон показал себя с самой лучшей стороны, и долг каждого гражданина помочь своим защитникам!
— Мы его туда не посылали, и он не нас защищал! Вообще, не понимаю, зачем нам нужна армия, они столько денег берут, ужас просто! И Лиза с ним встретилась пару раз, и всё, и речь о женитьбе не шла. И вообще, если Лизе ехать, то не на простом извозчике, а на машине, чтобы соответствовать, а то, как она появится там на обычном извозчике, да её ещё и не пустят. Зачем тогда ехать? А вот на машине если ехать, то стоит такая поездка не злотый, а целых два, да ещё за обратную дорогу нужно заплатить, а если передать передачу, то на какие деньги её покупать?
Венедикт молча пожал плечами, давать больше одного злотого жадной мадам он не собирался. Такого поручения ему не давали, а спорить с жадной женщиной не только бесполезно, но и смешно, а выставлять себя в смешном свете он не собирался.
— Увы, мадам, тогда я пожелаю вам всего хорошего, и прошу оставить мне расписку о данном письме. Да, вы всегда можете рассчитывать на скидку, в будущем, в нашем замечательном магазине «Зингер», что на Литейном проспекте, 52.
Махоркин водрузил на голову свой котелок, поправил большим пальцем правой руки пышные чёрные усы и собирался уже окончательно откланяться, когда в разговор резко вмешалась Лиза, до этого молчавшая, и то и дело переводившая взгляд то на него, то на мать.
— Мама, барон Дегтярёв страдает, он ранен, я должна поехать и навестить его!
— У тебя есть деньги, милочка?
— Нет, но мне хватит и одного злотого, чтобы съездить туда и обратно.
— Нечего тебе там тогда делать! Выздоровеет, явится.
— Но, мама, он же барон и…
— И что? Много тут таких баронов ходит по Павлограду, а твой отец богатый.
— Мама, Дегтярёв тоже богат, он водил меня в кафе и…
— И занимал деньги у других, чтобы пустить пыль в глаза молоденькой девице, меня даже не пригласил вместе с тобой, пожадничал на мать своей будущей невесты. Я уже тогда поняла, что он за человек!
— Мама, но он же всех нас спас от гибели! — не выдержала Лиза и предъявила матери свой последний аргумент.
Мадам хотела в пылу спора что-то сказать в ответ и заткнуть рот глупой дочери, что пререкалась с ней на глазах у курьера, но тут она вспомнила тот день, осеклась, изменилась в лице и, резко повернувшись, вышла, бросив уже через плечо.
— Делай, как знаешь.
Махоркин только подивился такой неожиданной смене настроения мадам Синегреевой и понял, что на то имелись важные причины, и барон Дегтярёв действительно их спас. Хотя, окажись он на его месте, крепко бы подумал, стоит ли оно того или нет.
— Дайте мне злотый, и я дам вам расписку, и купон на двадцати процентную скидку тоже давайте.
— Вы поедете?
— Да, — твёрдо ответила Лиза, — я обязательно поеду и постараюсь его увидеть. А купон нужен не мне, а отцу с матерью, иначе они меня не отпустят.
— Я понял вас, сударыня. Хорошо.
Махоркин тут же раскрыл свой чемоданчик, вынул оттуда письменные принадлежности, выдал один злотый, получил все росписи и вручил купон на двадцать процентов скидки при покупке швейной машинки «Зингер». Этот купон выдавали по какой-то акции в жандармском управлении и вручили и ему тоже, точнее, он сам попросил, понимая, к каким людям идёт.
— Только, мадемуазель, вы обязаны обязательно посетить данного барона, в противном случае, с вас вычтут этот злотый, и вообще, решения императора принято выполнять, а кто не желает этого делать, тот испытывает определённые трудности, прошу не забывать об этом.
— Я поняла, сударь, я скажу об этом отцу, и я не нарушу своего слова. Я обязательно навещу барона Дегтярёва и… прошу простить моих родителей, они… В общем, прошу простить меня.
Махоркин кивнул в очередной раз, подивившись, как мог вырасти такой нежный и честный цветок в таком дремучем лесу. Впрочем, он знал одно правило: у родителей с какими-либо пороками дети вырастают либо точно с такими же, либо, наоборот, отрицательно относятся к тому образу жизни и поступкам, что совершали их родители. Такова жизнь.
— Ну, что же, тогда я забираю свои бумаги и удаляюсь. И напоследок хочу вас предупредить, что вы должны посетить барона Дегтярёва в течение недели. А дальше уже на ваше усмотрение. Всего хорошего! — и, снова надев на голову котелок и поклонившись, Венедикт удалился с чувством выполненного долга. Придётся выпрашивать обратно свой злотый, но бумаги все имеются на то, и пусть их…
Глава 4
Между двумя девицами
Женевьева возвращалась домой из Крыма на скоростном дирижабле. Мать осталась отдыхать дальше, надеясь дождаться отца, а ей всё там уже претило. Тошнило от моря, от гадливых и крикливых наглых чаек, от таких же наглых, как и чайки, местных трабзонцев и картвел, что приставали со своей пахлавой и чурчхелой на каждом шагу.
Девушка брезговала покупать подобные кушанья, неизвестно какими руками и где всё это делалось, и как хранилось, да и продавцы не отличались абсолютной чистоплотностью, а их рекламе и расхваливаниям Женевьева не верила.
Возвращалась она обратно домой, но рассчитывала к началу августа заглянуть и в Павлоград, а больше всего она хотела поговорить с отцом, чтобы выведать у него то, чего сама не знала, и чего не ведала маман. Дорога домой пролетела незаметно. С Женевьевой пытались разговаривать молодые люди, сидевшие рядом с ней в дирижабле, некоторые даже засматривались, она отвечала, но