— У меня ещё есть время.
— Есть, но немного. Ладно, это уже не тот разговор. Вернёмся к нему позже. Но учёбу тебе рано или поздно придётся оставить, одной девице учиться на факультете, где сплошь мужчины, просто неприлично.
— Но, мама⁈
— Я сказала, что дальше посмотрим и подумаем.
— Хорошо, — на словах смирилась Женевьева.
Уйдя в свою комнату, Женевьева не знала: то ли ей радоваться, то ли огорчаться. Слишком всё неожиданно произошло, её родители сначала и слышать не хотели о других женихах, а теперь, наоборот, чуть ли не силком заставляют их искать. А ещё о Дегтярёве вдруг вспомнили, с чего бы это?
Может, их впечатлили его достижения, или потому, что он оказался на приёме у императора? А она его даже не увидела сегодня, и подойти к нему ей неуместно даже не потому, что она графиня, а потому, что она девушка, а девушке неприлично подходить первой. Что же делать и как быть? В голову ничего не шло, и Женевьева решила всё оставить, как есть, а удобный случай представится обязательно.
Но за прошедшую неделю она так и не смогла найти возможность создать ситуацию, чтобы Дегтярёв смог подойти к ней для разговора, придётся отложить ещё на неделю, а то и на две. Однако, если она решила, а родители разрешили, то разговор обязательно состоится…
* * *
Первый день в академии у меня прошёл суматошно. Накануне приехал Пётр, и мы с ним славно поговорили обо всём, тем для разговоров оставалось ещё очень много, и первые занятия их только отложили. Несколько дней мы делились своими впечатлениями.
Я похвастался перед Петром саблей и орденом Анны, а он показал мне медаль «За храбрость» и кавказский кинжал, который ему вручили в военном министерстве. Также Пётр в подробностях рассказал мне, что он делал после того, как я убежал на помощь, как оборонялся и как потом спасал уже меня. В конце рассказа я встал и крепко обнял его.
— Спасибо, Пётр! Если бы не ты, я с тобой сейчас не разговаривал.
— Так и я бы с тобой тоже, друг! Сам не понимаю, как ты смог выжить и как смог я тебя спасти⁈ Всё сплошь на нервах и эмоциях. Родители меня весь отпуск заставляли пересказывать эту историю. А мне ещё премию выплатили в двести злотых, представляешь?
— Да, мне тоже, но намного больше, от императора.
— Ну, тебе и понятно за что.
— Пётр, я бы хотел тебя отблагодарить за помощь и сделать подарок. Скажи, что ты хотел бы получить от меня на память, а то я, честно говоря, думал, что подарить, но боюсь разочаровать тебя. Это моё твёрдое решение, и не обижай меня отказом!
Пётр заколебался: с одной стороны, ему не хотелось брать за свой подвиг по отношению ко мне деньги или подарок, с другой стороны, понимал, что это простая человеческая благодарность, которая только укрепит наши дружеские отношения. Всё же, наград я получил больше, чем он, и оказались они намного весомее, и это он ещё не догадывался, что я кавалер ордена Белого орла, а сам я об этом никому не собирался рассказывать. Вообще никому, если кто сам не узнает, конечно.
— Хорошо, я видел у тебя новый пистолет, Федя.
— Да, я купил себе браунинг, а то мало ли. Ты хочешь такой же?
— Нет, я хотел купить себе маузер, но он дорогой очень.
— Да? А мне он не сильно нравится, он вроде двести злотых стоит?
— Двести пятьдесят, если уж брать по цене-качеству.
— Хорошо. Завтра идём в оружейный магазин, с меня ещё дарственная надпись. Извини, Пётр, что получается всё напрямую, но мне некогда делать приготовления втайне от тебя, и вообще, это глупо. Если уж решил, значит, решил. Пусть останется у тебя память о моём спасении.
— Спасибо, Федя! — расчувствовался Пётр.
На следующий день мы съездили вдвоём в оружейный магазин и купили Петру маузер, лучший, что у них оказался. Гравировка с дарственной надписью обошлась недорого, и через день Пётр забрал подарок из магазина, к своему вящему удовольствию. А дальше вновь началась учёба.
На занятиях на меня часто косились, точнее, на мой шрам, хотя знали, что на все военно-полевые учебные лагеря нападали, и я оказался очередным пострадавшим в результате нападения. А уж то, что я отомстил, как за себя, так и за других, знали, наоборот, немногие. Оно и хорошо.
Несколько дней прошли в занятиях и обсуждениях положения Склавской империи в мире, а также войне с Манчжурией. Всё это постоянно витало в воздухе. А ещё мне хотелось поговорить с Женевьевой, но всё никак не удавалось, да я и стеснялся. Всё же, моя физиономия смотрелась сейчас весьма неприглядно. Хотя Женевьева и подарила мне свой платок, что говорило о многом.
А ещё можно встретиться и с Елизаветой, но ту легче найти самому, а что легче, то, как правило, и удобнее. В один из дней после очередной неудачной попытки поймать Женевьеву и поговорить, я решил поехать на встречу с Лизой, скорее от обиды, чем по велению сердца. Лучше уж робкая, но готовая встречаться Лиза, чем деловая, но отстранённая на недосягаемую высоту Женевьева.
Да, у меня есть платок от неё, а вот от Лизы я получил пироги, которые давно съел, так что, в чём-то они квиты между собой, правда, в моём понимании. А ещё говорят, что путь к сердцу мужчины проходит через желудок. Не знаю, но определённая толика правды в этом изречении, несомненно, есть. И всё же, жаль, что не удалось пока поговорить с Женевьевой.
В пятницу после окончания занятий я отправился к музыкальному училищу, по уже выработанной привычке сунув в наплечную кобуру свой браунинг. Мой китель хорошо её скрывал, поэтому я не волновался, что стану привлекать ненужное внимание. Доехав до музыкального училища, я остановился у ворот в ожидании Лизы.
Вскоре закончились занятия, и толпа разнокалиберных девиц заспешила прочь, держа в руках папки с нотными грамотами, а то и футляры с музыкальными инструментами, небольшими, правда. Высматривая Лизу, я замечал множество других, не менее симпатичных, чем она, девушек, но они, глядя на моё лицо, тут же ускоряли свой шаг, норовя, как можно быстрее, пробежать мимо меня. Я вздохнул. Да, с таким рубцом мне проще по притонам ходить, за своего примут,