Однако, мы приземлились, в очередной раз с моей помощью. Хоть не летай и не езди ни на чём, но с моей жизнью это невозможно. Стюарды и вся команда принялись открывать дверь и аварийные люки, выпуская напуганных пассажиров, и стали выходить сами, осматривая дирижабль и пытаясь понять, где именно мы приземлились.
Это выяснилось гораздо позже, когда к нам на помощь прибыли крестьяне из ближайших деревень, а потом и вызванная ими полиция, пожарные и врачи. До Павлограда оставалась примерно половина пути, которую я преодолел за оставшиеся сутки, приехав туда уже глубокой ночью на попутном дилижансе.
Капитану я оставил все свои данные. Пусть уж знает, кто спас его дирижабль, может опять с наградой повезёт. Я почти как штатный спасатель стал, а вот другой пассажир, который помогал мне в спасении воздушного судна, почему-то сбежал до приезда полиции. Не знаю уж, почему, пусть этим сама полиция и занимается, а я после приземления сразу стал искать возможность поскорее добраться до Павлограда.
Приехав в общежитие, я разбудил вахтёра, который, пока отдавал ключ, своим кряхтением и жалобами на полуночные заботы изрядно мне надоел. Добравшись до комнаты, я быстро разделся и, помывшись с дороги, бросился в кровать. Ах, как хорошо лежать в своей комнате и не думать ни о чём, не переживать и не спасать всех, в том числе и самого себя. Устал я что-то от всех этих приключений, с этим и заснул.
Проснувшись, первой меня посетила мысль: «А где письмо-ответ из военного министерства?» Как оказалось, письмо мне пришло и хранилось в сейфе у коменданта, который и вручил мне его утром, когда пришёл на работу. С нетерпением вскрыв письмо, я стал читать.
В тексте кратко указывалось, что мне нужно позвонить по такому-то номеру в такой-то промежуток времени, с такого-то по такое число, и узнать, когда меня примут. Я сверился с календарем и облегченно выдохнул: срок, указанный в письме для обращения истекал завтра. Так что, мне повезло, и я успел вернуться. Не теряя времени, я умылся, оделся и направился в ближайшее кафе, чтобы позвонить по указанному номеру.
Телефонную трубку взяли сразу, практически после первого гудка. Ответил мне то ли секретарь, то ли адъютант замминистра. После непродолжительного разговора мне назначили время на завтрашний день, на пятнадцать часов дня. Повесив трубку и не теряя времени, я поехал в мастерскую забирать свой новый форменный мундир.
Он оказался давно готов и, примерив его и расплатившись, я вернулся обратно в общежитие. Весь день я готовился: приводил себя в порядок, ходил по магазинам в поисках недостающих мелочей, готовил себе еду, чтобы назавтра отправиться на аудиенцию, которая, скорее всего, связана с планируемым приёмом у государя-императора. Я долго думал, что надеть, и решил пойти в своём старом студенческом мундире, а новую форму оставить для приёма у императора.
Выйдя заранее, на аудиенцию я отправился на локомобиле, стараясь прибыть примерно за час до назначенного времени, а получилось, что приехал за час пятнадцать. Здание военного министерства бурлило и плескало волнами людей, что то и дело выходили, или наоборот, заходили в него.
В основном его посещали офицеры, чиновники в мундирах различных министерств, и изредка гражданские лица. Дверь то и дело хлопала, а два гвардейца, что стояли на охране по обе стороны от входа, внимательно ощупывали взглядами всех, стремящихся попасть внутрь, держа при этом руки на кобурах с револьверами. Меня тоже осмотрели, особенно моё лицо, и один из них буркнул.
— По какому вопросу, господин студент?
— По приглашению, — и я показал им пропуск, что прислали мне вместе с письмом. На пропуске не стояла дата, он предназначался для уведомления и подтверждения того, что меня действительно вызвали в военное министерство. Вот его я как раз и предъявил на главном входе.
— Проходите.
Кивнув, я подождал, когда выйдут два офицера с озабоченными лицами, запыленные с ног до головы, и шагнул в дверной проём. Внутри царила ещё большая суета, а дежурный офицер с двумя унтер-офицерами то и дело проверял пропуска, давал указания и советы, и объяснял, как пройти в нужный кабинет. Подойдя к нему, я представился и протянул сначала тот же самый пропуск, а потом уже и само письмо.
— Мне назначено на три часа дня к заместителю военного министра генерал-лейтенанту Прокофьеву.
— Минутку, сейчас посмотрим в книгу запланированных посещений.
Найдя нужную запись, поручик поднял трубку телефона и, переговорив с адъютантом генерала, разрешил мне пройти, объяснив, как добраться до нужного кабинета, предварительно проверив ещё мой паспорт и студенческий билет.
Я поднялся на третий этаж и, найдя нужную дверь, постучал в неё. За ней оказался просторный кабинет, в котором находился адъютант генерала, молодой подпоручик. А на широком диване и в двух креслах сидели, ожидая аудиенции, два седых полковника и один бравый штабс-капитан.
Все трое внимательно и удивленно посмотрели на меня, явно не ожидая увидеть здесь какого-то студента.
— Барон Дегтярёв? — обратил на меня внимание адъютант.
— Так точно!
— Ваши документы, пожалуйста!
— Пожалуйста, — и я вновь передал все взятые с собой бумаги. Часы в это время пробили половину третьего.
Адъютант внимательно сверил все документы, посмотрел ещё раз запись графика посещений и, убедившись, что всё верно, показал рукой на свободное место на диване.
— Ожидайте.
Я кивнул и, пройдя вперёд, уселся на краю широкого дивана. Через пару минут молчаливого ожидания дверь кабинета заместителя военного министра распахнулась, и оттуда вышел неизвестный мне полковник, весь красный и какой-то растерянный. Нахлобучив себе на голову фуражку, он, ни на кого не глядя, прикрыл дверь и, кивнув адъютанту, тут же вышел.
Адъютант встал, постучался в кабинет замминистра, вошёл, пробыл там несколько десятков секунд и, выйдя, пригласил в кабинет двух полковников. Оба пробыли там до без пяти минут три, а когда вышли, то следом зашёл штабс-капитан, который то и дело бросал на меня любопытные взгляды, но так ничего и не спросил.
Пробыл он там десять минут, за это время в кабинет зашли один генерал и два майора. Как только вышел штабс-капитан, в кабинет зашёл генерал, а меня попросили подождать. Стрелки на часах уже показали половину пятого, когда меня, наконец,