Мужчины у костра зашевелились и стали переглядываться. Никто не собирался обвинять Серого Призрака во лжи, но верилось в его слова с большим трудом;
— А людей в том городе живет больше, чем во всем вашем крае, — добавил гость.
— Так вот откуда они, наверное, берутся, — предположил Тощий. — Когда приходит пора размножаться змеям, сотни их сплетаются в один клубок. Бледнолицые следуют их примеру.
К костру, тяжело дыша, подбежал Вызывающий Смех, двоюродный брат Лозен:
— Сюда едут двенадцать конных! С ними фургон — большой, похож на дом, только на колесах. Они говорят на испанском, но сами не мексиканцы.
Вызывающий Смех оказался прав. Обычно верх фургонов бледнолицых был закруглен, а у этого оставался плоским. Крыша, разукрашенная красными и белыми полосами, покоилась на четырех столбах. Парусиновые стены были свернуты и закреплены наверху. По краю фургон украшала красная бахрома, которая колыхалась из стороны в сторону при движении. Бренчали закрепленные по углам бубенчики из блестящей латуни. Повозку тянула четверка белых меринов — красивых, но тонкокостных. Впереди ехал Колченогий.
Народ столпился вокруг, осыпая его вопросами, но Колченогий сам толком ничего не знал.
— Они заплутали, остались без воды. Мы отвели их к ближайшей речке. Я сказал, что они могут остаться здесь и передохнуть, пока не соберутся ехать дальше на закат.
Многим хотелось заглянуть в фургон, но двенадцать черноволосых всадников, припорошенных пылью, взяли его в кольцо. Они держались уверенно, хотя вид у них был грозный. Ружья конники направили дулами вверх, уперев приклады в колено и хищно поглядывая вокруг из-под широких полей черных войлочных шляп.
Возница установил на земле деревянный ящик, после чего из фургона, опершись на руку кучера, с важным видом вышла статная пожилая дама. За ней показалась еще одна женщина, гораздо моложе первой. На ней было длинное синее платье, отливающее на солнце то лиловым, то зеленым. Лиф облегал тело, словно вторая кожа, подчеркивая осиную талию. Положив бледную ладонь на плечо пожилой дамы, девушка другой рукой чуть приподняла юбки, обнажив крошечные черные туфельки и тонкие щиколотки, и стала спускаться.
Когда она скинула с головы на плечи черный платок с каймой из бахромы, гул голосов стал громче. Незнакомка оказалась настоящей красавицей. Идеальные локоны обрамляли идеальное личико с идеальными чертами. Лозен кинула взгляд на Серого Призрака и едва сдержала крик отчаяния: он взирал на незнакомку с точно таким же ошарашенным выражением в глазах, какое появлялось у Лозен всякий раз при виде самого Серого Призрака.
* * *
Лозен полагала, что ее чувства к гостю остаются тайной, но оказалось, что Бабушка давно уже о них догадалась. Когда сама иливойе была столь же юной, как Лозен, она едва не зачахла насмерть, поскольку юноша, которого она любила, женился на девушке-мескалеро[49]. Теперь Бабушка даже не могла припомнить имени того парня. Она вышла замуж за другого и жила с ним в счастье, пока собиратели скальпов не убили его у приисков Санта-Риты. Сколько лет с тех пор минуло? Пятнадцать?
Порой Бабушка мечтала путешествовать по времени, как по пустыням, горам и зеленым долам. Ей хотелось вернуться в юность и сказать самой себе, несчастной девчушке с разбитым сердцем, что все будет хорошо. Но это было не в ее силах, как не в ее силах было объяснить внучке, что душевная боль утихнет, выцветет, как ткань на солнце, и настанет день, когда Лозен лишь посмеется над собственной глупостью. Молодость преисполнена самонадеянности, и девушки с юношами свято верили, что ни один из стариков ни разу не испытывал тех чувств, какие сейчас переживают они.
Бабушка смотрела вслед удаляющемуся фургону, который, грохоча колесами, катился прочь, позвякивая латунными колокольчиками. О его пассажирах знали немного: молодая женщина приехала из-за широкой-широкой глади воды на востоке. Она направлялась на запад, туда, где заканчивалась земля и начиналась вода без края. По словам гостьи, там, на западном берегу, жил ее отец, и он послал за ней.
Когда прибыл фургон незнакомцев, его сопровождало двенадцать всадников, а уехал он уже с тринадцатью. Теперь рядом с удаляющимся фургоном, приторочив за седлом одеяла, ехал на своем статном жеребце Серый Призрак, сложивший все свое имущество в новые седельные сумки, которые ему сшила Лозен. За фургоном, крича и смеясь, бежали ребятишки. Наконец процессия скрылась из виду, и женщины вернулись к домашним делам, а мужчины — к игре в чанки.
Лозен с маленькой Марией стояли в облаке пыли, поднятой уехавшим фургоном. Девочка, желая утешить Лозен, взяла ее за руку. Малышка еще только осваивала язык апачей, но уже научилась передавать свои чувства, почти не прибегая к словам.
— Шидээ, моя старшая сестра, — обратилась она к Лозен, и та почувствовала в голосе крохи печаль.
Бабушка, ее подруга Черепаха и Глазастая мололи кукурузу и желуди, поглядывая в сторону Лозен.
— Ничего, перебесится и позабудет. — Глазастая стряхнула перемолотую желудевую муку в широкую неглубокую миску.
— Что может быть хуже, чем выйти замуж за мескалеро или выходца из племени Белогорья? — усмехнулась Черепаха. У нее был острый подбородок и маленький нос с горбинкой, напоминающий клюв. Из-за морщин вокруг близко посаженных глаз она с каждым годом все больше становилась похожа на животное, в честь которого получила имя. Немного помолчав, старуха сама ответила на свой вопрос: — Хуже только одно: стать женой человека, который не говорит на твоем наречии.
— Зато, если он станет вдруг ее ругать, она ничего не поймет, — возразила Глазастая.
— Любовь докучливее стаи мух, — промолвила Бабушка, — и пристает она к человеку чаще, чем мухи.
— Как-то я не заметила, что любовь тебе сейчас докучает, — усмехнулась Черепаха.
— Любовь не докучает, а вот мухам я по-прежнему мила. — Бабушка подняла взгляд и заметила Лозен, которая шла в сторону лагеря. Волосы, остриженные клоками, теперь даже не доходили до плеч.
Кто срезал тебе волосы?
— Я сама.
— Теперь тебя с такими космами никто не возьмет замуж! — Текучая Вода протянула девушке миску с тушеным мясом, но Лозен отрицательно покачала головой.
— Я вообще не собираюсь замуж, — заявила девушка. — Так что и косы мне не нужны.
— И как ты собираешься жить без мужа? Кто станет о тебе заботиться в старости, если ты не родишь дочерей?
Лозен, пропустив вопрос мимо ушей, повернулась к Викторио:
— Брат, теперь твоей жене помогает ее сестра, их мать и Мария. Я хочу стать твоей подручной. Сопровождать тебя на тропе войны.
— Это невозможно. — Текучая Вода, нахмурившись,