Вяземская настаивала на фотографиях в стиле 20-х годов, будучи ярой приверженкой элегантности и сдержанности. Ей всегда нравились черно-белые фильмы, дамы с мундштуками и семейные игры в гольф. Она даже была готова сама позировать и облачиться в черное платье прямого кроя с открытой спиной и вуалью. Однако Костенко протестовала и не поддержала дух того времени. Отчего-то ей хотелось перескочить лет эдак на тридцать вперед, в период 50-х. Она говорила, что так сохранилась бы женственность, но были бы добавлены новые детали: сложные прически и макияж, множество украшений, чулки и обувь на шпильках. Еще с курсов по фотографии Аня помнила, как преподаватель заставлял их заучивать особенности эпох, и сохранила в памяти все советы.
Поначалу Есения не соглашалась, но, когда Аня показала ей, как это будет выглядеть, недовольство вмиг испарилось. Вяземская согласилась на фотосессию в стиле 50-х и открыла вкладку с модельным агентством. У нее уже были наметки по девушкам, которые подошли бы по типажу. Поэтому показала моделей Ане и, когда они пришли к консенсусу, зарезервировала их на 29 июля. Дело оставалось за малым: найти стилиста-визажиста, костюмы и место для фотосессии.
Если с внешними составляющими Аня и Есения разобрались быстро, то со студией возникли проблемы. Первоначально они делали ставки на танцевальный зал, где модель кружилась бы, а ее платье с корсетом развевалось бы в воздухе. Однако договориться об аренде на пару часов не получилось – он был занят из-за тренировок перед запланированным состязанием. Потому остановились на набережной, парке и кафе.
– Хорошо бы отснять все при дневном свете, – размышляла Аня, в ночь перед съемкой лежа на кровати. – Вот только не знаю, как отпроситься у Льва Игнатьевича.
– Ну, – Есения задумчиво посмотрела в потолок, – у тебя есть козырь в рукаве.
Аня нахмурилась и непонимающе взглянула на Вяземскую. К двум часам ночи она изрядно вымоталась, поэтому шестеренки в мозгу крутились медленно.
– Ты о чем это?
Есения закатила глаза и ударила ее по плечу.
– Не о чем, а о ком! О Дане, конечно же. Думаю, если ты его попросишь, он подсуетится. К тому же новый номер «Спортивного вестника» вышел в печать, так что завала в издательстве не будет. Всего несколько часов утром. Больше не надо.
Аня закусила губу, думая над словами Вяземской. Та была права. Сегодня во всех киосках появился номер «Спортивного вестника», и покупался он так же быстро, как «Вог» или «Нью-Йорк Таймс». Инвесторы обрывали телефон Льва Игнатьевича, поздравляя с прорывом, и задавали планку на следующий выпуск. Новость о предсезонных сборах и настроении лидирующих команд прошлого сезона подогревала интерес в сердцах москвичей. К вечеру в социальных сетях не только хоккейных клубов, но и «Спортивного вестника» случился информационный бум: подписчики засыпали комментариями пост о выходе номера. Им не терпелось, и, кажется, если бы они могли повлиять на климат и смену сезонов, то, без сомнений, тут же перенеслись бы в сентябрь.
– А не сочтет ли он это за наглость? – спросила Аня, подперев подбородок рукой. Во второй она держала телефон.
– Он не только твой коллега, но и друг. Тем более он поддержал идею с выставкой и благотворительностью. Думаешь, он допустит, чтобы планы сорвались?
– Ладно, напишу ему сообщение.
Есения с выражением лица «Ты серьезно?» уставилась на Костенко, после чего та пояснила:
– Уже поздно для звонка!
Перевернувшись на спину, Аня обхватила телефон и принялась печатать сообщение. Ее щеки вспыхнули оттого, что ей приходилось беспокоить Саковича в столь поздний час, но иного выхода у нее не было. Завтра предстояло сделать фото в нескольких местах. Если бы Есения сообщила о выставке раньше, то времени было бы гораздо больше.
Аня: Дань, прости, что пишу так поздно, но ты сможешь меня прикрыть завтра с девяти до двенадцати? Знаю, я поздно тебе сообщаю, но мы только сейчас закончили подготовку к фотосъемке.
Нажав «отправить», Аня прижала мобильник к груди и прикрыла веки. Сердцебиение ускорилось, будто она принимала участие в какой-то авантюре. Ей еще никогда не приходилось прогуливать работу ради чего-то более благородного. Поэтому она немного волновалась. Не надеялась, что ответ придет сегодня, но верила, что Даня ее выручит, как в школе, когда прикрывал на контрольной по физике. Аня почти погрузилась в сон после утомительного мозгового штурма, как звук пришедшего сообщения взбудоражил ее.
Даня: Костенко, ты в своем уме? Нормальные люди отдыхают в такой час. Хотя о какой нормальности идет речь… Ха. И что же мне сказать Платонову на утренней планерке?
Аня: Ну-у-у… Ты же умный! Придумай что-нибудь. Прошу. Умоляю.
Даня: Ты бросаешь меня в лапы хищника. Тебе не стыдно?
Аня: С меня синнабоны, как ты любишь! Принесу целый противень.
Даня: Не ври. Ты не умеешь готовить.
Аня: Зато знаю отличную пекарню! Ну, Даня… Это вопрос жизни и смерти. Всего три часа…
Даня: Ладно. Скажу, что отправил тебя в копировальный центр по делам. Без синнабонов не возвращайся.
Аня: Разумеется!
Уголки губ непроизвольно дернулись. Внутри разлилось тепло. Аня повернулась к Есении, которая что-то высматривала в телефоне. Пристальным взглядом она привлекла ее внимание, заставила заблокировать и отложить телефон.
– Я была права? – вопрос прозвучал скорее риторически.
– Да. А теперь проваливай из моей кровати! Завтра к девяти нужно с готовыми моделями быть в кафе.
– Значит, подъем через четыре часа? – Есения, взяв телефон, встала с кровати и направилась к выходу.
– Только не вздумай меня будить в своей излюбленной манере! – предупредила Аня, нырнув под мягкое одеяло.
– Посмотрим, – хищно сказала Есения и выскользнула за дверь до того, как одна из подушек полетела в ее сторону.
* * *
В шесть утра гудящий звук кофемашины заставил Аню поежиться в постели. Руки автоматически потянулись к подушке, чтобы заглушить шум и немного поспать. Четыре часа сна нисколько не взбодрили ее. Голову едва можно было оторвать от подушки, глаза никак не открывались, а тело не двигалось. Усталость не прошла, и, честно признаться, Аня не понимала, как продержаться на ногах целый день.
Едва Костенко спаслась от доносящихся с кухни звуков, закрыв уши подушками и одеялом, как распахнутые шторы впустили в комнату первые лучи восходящего солнца. Вслед