– Что? С чего ты взял?
Николай поднялся вместе с ней и отряхнул черные брюки. В отличие от Ани он, кажется, не ощущал той неловкости, что повисла между ними.
– Твоя коллега или подруга в одиночку распиналась перед нами, демонстрируя твои снимки. Хотя ты о них могла бы рассказать больше.
– С чего ты взял, что это мои?
– В тот день на набережной ты фотографировала для этого благотворительного вечера. Я узнал модель на фото. Эти снимки сделаны тобой.
– Допустим, мной, – созналась Аня, опустив взгляд.
– А говоришь, что не пряталась.
Щеки зарделись, когда Костенко осознала, что сама себя выдала, поэтому она прикрыла их длинными локонами.
– Если ты скупил все фотографии, чтобы меня впечатлить, то мне это не нужно. Верни их.
– Я выкупил все фотографии не для того, чтобы впечатлить тебя, а для того, чтобы помочь детям. Поэтому ничего возвращать не буду.
– Как знаешь, – ответила Аня и замолчала, хотя внутри разлилось тепло. Он снова помог ей, как делал это раньше.
Разговаривать было не о чем, поэтому Ане хотелось, чтобы Леша с Есенией вернулись как можно быстрее. Она надеялась, что Николай больше с ней не заговорит и уйдет к другим стендам, которых здесь было немало. Однако он так же, как и она, оперся о кузов автомобиля и спустя пару минут прервал затянувшееся безмолвие.
– В благотворительность идут по разным причинам. Кто-то искупает прошлые грехи, кто-то ищет спасения от пожирающей изнутри боли. А что ищешь ты? – Взгляд глаз цвета морской волны впился в нее.
От волнения ногти вонзились в ладони, оставляя на коже маленькие лунки. Может, нарочно, а может и нет, но Николай заставил ее стушеваться. Он будто бы чувствовал ее, как родственную душу, и заведомо знал, что она ищет. Но все же ждал от нее ответа.
– Мне обязательно отвечать на этот вопрос? – раздраженно поинтересовалась Аня. Собственный голос в этот момент показался ей чужим.
– Если тебе нечего сказать, то можешь промолчать. – Николай сохранял спокойствие и поглаживал пуговицы на черном жакете.
– Не то чтобы нечего. Просто нет желания отвечать на столь очевидный вопрос.
– Если вопрос очевидный, то почему ты избегаешь ответа?
Аня замешкалась. Он действительно не понимает или только делает вид? Облизнув пересохшие губы, она сложила руки на груди, словно закрывалась от него, осмотрела лакированные туфли-лодочки и только потом произнесла:
– Потому что ответ лежит на поверхности. Стоит лишь напрячь извилины.
Николай ухмыльнулся.
– А ты изменилась.
– Правда? – Правая бровь удивленно изогнулась.
Коля кивнул.
– Стала более бойкой, чем раньше.
Эти слова заставили Аню истерично усмехнуться. Она, несомненно, стала бойкой и сильной. Однако временами ей так хотелось выплакаться ему, рассказать о том, что тревожит ее на протяжении последних шести месяцев. Хотелось чувствовать его присутствие рядом вопреки всему. Хотелось знать, что он боится ее потерять. Вот только реальность сурова. В действительности Николай не боялся потерять ее. Уже потерял.
– Откуда ты знаешь, какой я была раньше? – Аня с вызовом посмотрела на Колю. – Ты ведь забыл.
– Но это не значит, что не мог вспомнить. Чисто теоретически это возможно. Ты подруга нашего вратаря. Да и Леша про тебя много рассказывал.
– Даже если и так, то не тебе судить, какой я стала. – Она отошла от машины и уже хотела направиться на поиски Есении, но Николай остановил ее, нежно коснувшись запястья.
– Постой, – склонив голову, вымолвил Коля. – У меня к тебе всего лишь один вопрос.
– Какой? – безразлично спросила Аня.
– Почему ты сказала своей подруге, что не знаешь меня?
– А это имеет значение?
– Может, для тебя это сущий пустяк, но мне все же хочется понять одну вещь.
– И какую же?
– Почему ты изо всех сил стараешься показать, что мы случайные знакомые. Когда-то ты считала и говорила иначе. По крайней мере, ты так говорила тогда, в больнице.
Оглядевшись и заметив у входа в зал Есению и Лешу, Аня резко выдернула руку. Подушечки пальцев будто бы отпечатались на ее запястье: в месте прикосновения по-прежнему горела кожа. Она сделала шаг назад, увеличивая расстояние между ними, и ответила:
– Когда-то ты тоже говорил и считал иначе.
– Пытаешься меня задеть?
– Ничуть.
– Тогда почему?
– Просто не хочу тянуть наше прошлое в свое настоящее. Ты сегодня сказал, что все усилия приложишь к хоккею. Желаю тебе успехов. – Аня похлопала Николая по плечу и направилась к Вяземской.
По возвращении в зал она заметила, что в Есении что-то переменилось. Образ был тот же, однако взгляд будто потеплел, что удивило Аню. Куда делся былой арктический холод в глазах? Разговаривая о чем-то с Лешей, она даже пару раз улыбнулась. Не натянуто или лаконично, как бывает в моменты, когда не хочется улыбаться, но нужно проявить вежливость. А по-настоящему. Искренне. То ли на нее так действовал благоприятный исход выставки, то ли общество Миронова, который сегодня предстал перед Костенко в новом свете.
Аня даже задумалась, как Коля уговорил Миронова надеть смокинг, ведь тот в силу спортивного образа жизни привык к более свободной и неформальной одежде. А этим вечером черные брюки обрисовывали подкаченные ноги, а белая рубашка и пиджак обтягивали упругие мышцы спины. Даже вел он себя по-джентельменски, не бросив ни одной дурацкой шутки. Леша никогда не был глуп и всегда говорил складно. В этом его нельзя было упрекнуть. Но иногда подкалывал не к месту.
Аня подошла к Есении и поймала на себе удивленный взгляд Миронова. Раскрыв руки для объятий, он без стеснений притянул Костенко к себе и воскликнул так радостно, что некоторые гости смолкли и с любопытством уставились на них:
– Сколько лет, сколько зим! Как же я рад тебя видеть! – Он немного отошел и засунул руки в карманы брюк, любуясь Аней.
– Я тоже, – и это было правдой.
– И как же тебя занесло в музей? Тоже просвещаешься?
– Можно сказать и так.
– Она вместе со мной участвует в выставке, – помогла Есения. – Собственно, ее работы твой друг купил оптом.
Леша на миг озадачился, а затем многозначительно посмотрел на Колю, ухмыльнувшись так, будто бы знал больше, чем Аня с Есенией.
– Интересно получается. Рад, что ты не бросаешь свое