– И не подумаю, – беззаботно отвечает Инесса громче, чем должна была. Награждаю ее злым взглядом, еле удерживая себя от того, чтобы накричать. Поникнув, она виновато рассовывает свои вещицы по карманам потертого плаща.
– Может, хоть поговорим?
– Нет, – сухо отрезаю я, поправляя колосья, служащие нам укрытием. Сегодня гораздо теплее, чем пару дней назад.
Погода беснуется из-за воскрешения Катерины и Константина. Кто может обладать таким могуществом, чтобы поднять мертвеца? Где этот человек? Сможет ли он решить мою проблему? Десятилетия, проведенные при царе, и ни одной догадки о том, кто способен на воскрешение. Волган не стал бы выпускать такое ценное дарование из дворца. Кто-то из Совета. Надо бы встретиться с добрым другом Фиагдоном и, если он меня не убьет, выяснить имя. Кому, как не бывшей верхушке правящей элиты, может быть известно о темной лошадке на арене лже-богов?
– Почему?
Сбитый с толку, я обессиленно опускаю голову и утыкаюсь лицом в траву.
Может, она нам не так уж и нужна? Она только отвлекает меня.
– Потому что мне неинтересно с тобой говорить. Не о чем.
Двигаю ее ближе к себе. Легла бы еще дальше. Мы же так хотим, чтобы нас заметили!
Инесса упирается в мой бок руками, не желая повиноваться. Синяки отзываются болью. Она ни капли не похожа на ту, что я испытал, когда получал свои жуткие шрамы. Боль в каком-то роде даже приятная.
Как же Инесса раздражает своенравностью. В моем понимании девушка должна быть кроткой и послушной. Как Идэр.
«Чтобы потом всадить нож в спину», – напоминаю себе я.
– Тебе обязательно вести себя так? – возмущенно шипит воровка, заставляя меня хмуриться. Отпускаю ее, сдавшись. Если нас кто-нибудь заметит, то я сдам ее им без зазрения совести. Скормлю сторожевым псам.
– Как? – С трудом подавляю желание зевнуть. Спать на земле определенно не лучший способ отдыха. Тем более с ней. Инесса самостоятельно подвигается ближе, корча недовольное лицо.
– Мерзко.
Инесса лежит на животе, пристально следя за мной, а не горизонтом. Ее большие голубые глаза того и гляди проделают во мне дыру. Несколько прядей выбились из кос и обрамляют раскрасневшееся от ветра лицо.
– Таковая моя натура. Я такой, какой есть, в этом и прелесть моего существования.
Отчасти это правда. Но лишь отчасти. Я самый великий лжец из всех.
Инесса пренебрежительно фыркает, продолжая ерзать. Если так пойдет и дальше, то я придушу ее раньше, чем взойдет солнце.
Девчонка пахнет чем-то знакомым. Сладким.
– Это смешно.
– Что тебя веселит?
Инесса выуживает из-под себя небольшой льняной мешочек и крутит его в руках. Шнурок падает на солому. Клацаю челюстью, старательно удерживая все бранные эпитеты при себе. Воровка действительно хороша. В ее цепких лапках – мои мятные конфеты. Она высыпает на ладонь оставшиеся три леденца.
– Будешь?
Она невинно хлопает ресницами, надув губы. Набираю в легкие побольше воздуха и мотаю головой.
Держи себя в руках.
Инесса закидывает все три карамельки в рот и, наигранно чавкая, толкает меня плечом.
– Если передумаешь, придется брать уже пожеванные. Кстати, что сделала твоя невротичная подружка, что ты ее к себе на версту не подпускаешь?
Обернувшись к воровке, открываю рот, но, не найдя подходящих слов, просто истерично смеюсь. Инесса удивленно вскидывает брови.
– Не подумай, я интересуюсь сугубо из любопытства. То, что я хотела влезть в твою голову через штаны, – фигура речи.
Смех у меня выходит хриплый и непривычный слуху. Как гомон распуганных ворон. Он мой и чужой одновременно.
К черту этот бессмысленный разговор.
Поднимаюсь. Солома хрустит под ногами, как первый снег. Наклоняюсь к девушке, небрежно поправляя ворот рубахи. Прячу шрамы на шее. Расстояние между нашими лицами настолько маленькое, что выдыхаемые облака пара оседают каплями на моих волосах. Глаза Инессы расширяются от удивления, когда я подношу замерзшую ладонь к ее лицу.
– Пожалуй, не откажусь от пожеванного леденца.
Инесса смущенно кашляет, пряча взгляд. Смутить ее не сложно, что странно для особы, обладающей столь скверным характером.
– Выпле-е-евывай, – тяну я. Инесса недовольно выплевывает на мою ладонь одну конфету.
– Эй, еще одну! – Мой тон полон наигранного возмущения.
Инесса безропотно повинуется. Взгляд, что пару мгновений назад был переполнен смущением, темнеет от злости.
Интересно.
Сбегаю от проницательной воровки, держась канав и тени деревьев у территории усадьбы. Ветер доносит в спину ее изумленное: «Куда?». Бегу к лошади и сую ей под нос леденцы. Мягкие губы скользят по руке, когда гнедая кобыла съедает предложенное угощение. Грива заплетена в пару пышных кос, а к седлу прицеплена сумка. Пустая. Цепляюсь за ветвь дуба и подтягиваюсь. Лошадь провожает меня взглядом. Перепрыгиваю забор и оказываюсь на территории Иванцева. Крыша скользкая и поросшая мхом. Приседаю и прячусь за ветками с пожелтевшими листьями. Отсюда я не заметен, если смотреть из окон. Дом из камня, два этажа в высоту, весь в позолоченной лепнине.
Скоро он ее снимет. Голод из-за непогоды доберется и до него.
Спрыгиваю с крыши прямо за спиной посыльного. Мальчишка вскрикивает от ужаса, когда я зажимаю ему рот. Он невнятно мычит и брыкается. Пячусь и затаскиваю его в конюшню. Лошади тихо ржут, заглушая наши шаги. Теплый воздух наполнен запахом овса и навоза.
– Красавчик, кому корреспонденцию везешь? Я, знаешь ли, плохо воспитан и люблю читать чужие письма.
В ответ – мычание. Натыкаюсь спиной на что-то острое. Ткань камзола трещит. Оборачиваюсь, не выпуская посыльного из рук. Изрядно выпивший конюх шатается. Вилы в его руках трясутся. Железо блестит от крови. Моей крови. Старик часто моргает. В бороде торчит солома.
– Оу, дедуля, ты потерял кое-что.
Толкаю посыльного. Он издает сдавленный стон, когда вилы вонзаются в живот. Упираюсь ладонями в его спину. Конюх пятится, дергая вилы на себя. Отпрыгиваю. Кто-то бьет меня по затылку. Достаточно, чтобы я выругался, но не настолько, чтобы оглушить. Оборачиваюсь. Никого. Среди разбросанной соломы и опилок лежат одинокие грабли.
Какая удача. Хоть какие-то грабли на моем пути послужат мне на пользу.
Если Богиня Смерти и есть, то она не будет меня карать за все проступки. Она точно мне покровительствует.
Хватаю грабли. Конюх переступает через тело посыльного и мчится вглубь конюшни. Там должен быть сигнальный колокол. Бегу за ним. Лошади пыхтят и ржут, когда смерть настигает старика. Бью по голове со всех сил. Старик хрипит и заваливается на бок. Его спина еще вздымается от частых и поверхностных вдохов. Огибаю старика