– Вы отпустите меня? – с надеждой лепечу я, не успев подумать. Зверь едва заметно улыбается и качает головой. Сердце сжимается.
На что я вообще надеялась?
– Вы, должно быть, совсем юны и не знаете правил. Если я выкрал вас у отца и жениха, то не могу отпустить.
Он говорит со мной снисходительно, как с дурочкой. Мне даже поначалу кажется, что он издевается. Но то ли тоска и усталость в глазах, то ли расслабившееся лицо заставляют меня передумать и принять его слова за доброту. Извращенную, но доброту.
– Мой жених давно мертв. Китмар видел наш побег и Мален… убил его. – Мой голос предательски дрожит.
Разумовский встает и подходит к окну. Его штаны и рубашка изрядно помялись. Он и сам выглядит помято. Слишком бледный, чересчур изуродованный. Как бы широко он ни скалился и ни лил мед в уши, он все равно выглядит так, будто готовится упасть замертво за ближайшим поворотом. Или, наоборот, только прошлой ночью выбрался из могилы.
Но также Зверь не лишен учтивости. Именно этого не хватает Малену – элементарных манер.
«А еще Амур Разумовский – самый известный головорез», – напоминаю себе.
На кухне появляется новый человек. Сухощавый загорелый мужчина в брюках и рубахе, висящих на нем, как на палке. Карие глаза останавливаются на мне.
– Хастах, ты подслушиваешь? – недовольно спрашивает Идэр, ссыпая куски репы и грибов в чугунный горшок.
Хастах кивает, не удостоив ее взглядом. Он проходит к столу, занимая место прямо перед Зверем, встав спиной к Распутину.
– Амур, Мален облажался.
От этих слов Распутин дергается, будто от пощечины. Зверь вскидывает брови.
– Девка бесполезна. С Романова мы стрясем свою погибель, а Емельяновы не дадут то, что мы хотим.
Хочу возразить, но вовремя одумываюсь.
Может, моя мнимая никчемность станет моим билетом на свободу? Или в могилу?
Амур смотрит на меня, Хастах нетерпеливо продолжает:
– Продадим ее во двор или помещику.
Внутри все трепещет от ужаса. Зверь недовольно цокает.
– Именно поэтому умственные тяготы были возложены на мои плечи. Вы, что один, что другой, не способны отличить голову от задницы. Я – не работорговец. – Последнее предложение он зло цедит сквозь зубы, поднимаясь на ноги. Будто одна мысль о продаже женщины ему отвратительна. – С чего ты вдруг решил, будто я это одобрю?
Амур подходит к Распутину. Медленно и тихо.
– Зачем?
Несмотря на тихий голос, кожа покрывается мурашками от угрозы, исходящей от Зверя. Одно слово, сочащееся гневом, меняет все, переворачивая с ног на голову.
– Амур, не надо! – взвизгивает Идэр, но Разумовский не слушает ее.
Он хватает Малена за грудки и протаскивает от печи до стола. В последний момент успеваю убрать руки. Мален с шумом выдыхает, когда его спина с глухим стуком встречается со столешницей.
Вот он. Момент, когда я смогу похоронить Малена Распутина.
Его взгляд метнулся ко мне в поисках помощи. Серые глаза широко распахнуты.
О чем ты сейчас думаешь? Сожалеешь о том, что сделал?
– Может, мне откромсать то, чем ты думал, похищая девчонку из дома?
Зверю не нужно кричать, чтобы звучать пугающе.
– Я не трогал ее! – со свистом шепчет Мален, поднимая руки, капитулируя. – Я не за этим ее похитил! Я бы никогда…
– Он врет? – Амур бьет Малена о стол. Распутин хрипит, цепляясь за его руки.
И мое сердце пронизывает… жалость.
Отвратительная смесь любви и ненависти, порожденная одним человеком, не могут ужиться в моем теле. Кто-то постоянно пытается перетянуть внимание на себя, лишний раз напоминая о том, какая же я все-таки жалкая. Даже в собственных чувствах не могу разобраться.
Я любила его. Или люблю до сих пор. Но разве это важно? Он сломал меня. Разбил на куски, которые уже не склеить.
– Не врет, – нехотя признаю я.
Разумовский не спешит отпускать Малена. Его длинные пальцы, покрытые шрамами, словно узорами, выпускают ткань рубахи, и Распутин медленно, словно не веря своему везению, поднимается со стола. Он тяжело дышит, испуганно озираясь по сторонам, когда Зверь наносит удар. Резкий, сильный до того, что кровь стекает между пальцами Малена, когда он хватается за лицо. Распутин падает назад, и стол кренится, пока не заваливается набок вместе с ним. Я вздрагиваю от неожиданности. Разумовский вытирает разбитые костяшки о светлую ткань рубахи, чуть ниже сердца. Амур кланяется мне, как если бы мы встретились при дворе.
Он защитил меня. Мою честь, от которой не осталось ни следа, кроме кровавого развода на его рубашке.
– Если маленькая княжна позволит, мне нужно попить.
Слова его не требуют моего одобрения, но я все же произношу вслух:
– Разумеется, господин Разумовский.
Зверь поджимает губы и берется за графин. Он ищет стакан, когда Хастах недовольно бормочет над ухом. Каждое слово сопровождается присвистыванием.
– Вы, бабы, ни на что не способны.
Чувствую его теплое дыхание на затылке. Внезапно раздается хриплый самодовольный голос:
– Женщины равны нам, как и мы равны им. – Амур следит за тем, как Распутин ставит стол и встает в угол, все так же зажимая нос. – Вместо того чтобы презирать своего врага, ты должен питать к нему уважение. Иначе в чем смысл твоего противостояния, если ты не считаешь соперника равным себе?
Хастах молча покидает кухню, оставив вопрос висеть в воздухе без ответа. Разумовский отпивает мутную жижу из граненого стакана, игнорируя Идэр, решившую помочь Малену. Она мочит полотенце и протирает его разбитое лицо.
– У меня для вас есть прелюбопытнейшее предложение о сотрудничестве, маленькая княжна.
Киваю. Амур становится туда, где раньше стоял Мален, который теперь наблюдает за нами, выглядывая из-за Идэр.
– Мы доставим вас туда, куда пожелаете. Даруем вам долгожданную свободу.
– Чего вы хотите взамен?
– Я знал, что в душе вы предприниматель, как ваш драгоценный папочка. – Амур не скрывает издевки в голосе. – Нам нужна информация. Если вы сможете нам ее предоставить, то будете свободны. Ну, мы устроим небольшую совместную вылазку, а потом вы отправитесь домой.
– Я хочу документы. И свалить подальше из этого проклятого царства.
Разумовский приоткрывает рот, но, так ничего и не сказав, усмехается. Мну рукава туники, сжимая ткань до боли в пальцах.
Когда-то я раздавала приказы, сейчас не могу связать и двух слов, чтобы те не звучали убого и жалко.
– Так вы у нас бунтарка?
– И ты не спросишь, о чем вообще речь? – вмешивается Распутин, и я бросаю на него очередной неодобрительный взгляд.
– Мне плевать, – рычу я, задирая подбородок. Демон издевательски смеется.
– Это смертельно опасно, – настаивает Мален.
Зачем этот идиот пытается отговорить меня?
– Как мне